Танец между временами

Я появился на свет в 1987 году, в суровой Читинской области – тогда ещё РСФСР, теперь Россия. С 2004 года во мне горела мечта написать книгу – не просто слова, а что-то настоящее, что останется после меня. Но жизнь била молотком: учёба, стройки, ремонты, семейные заботы. Руки пахли цементом, а душа тосковала по бумаге. Годы шли, а мечта ждала, тихо шепча в сердце.Михаил Суворов

Осенью 2024 года всё замерло – работы не стало, и я понял: сейчас или никогда. Зима 2025-го стала моей весной. Я написал «Танец между временами» – первую книгу, вырванную из души. Я строитель, не писатель, и не было ни редакторов, ни денег, ни советчиков – только я и мои мысли. Знаю, она не идеальна, но это мой крик, мой шаг. Помогите мне её отшлифовать – пишите на mihail1102198703@gmail.com. Я жду, как ждал эту мечту.

Время – это танец. Шаги его неумолимы, мелодия – хаотична, а партнёры меняются, не спрашивая разрешения. В октябре 1917 года, под серым небом Парижа, Мата Хари сделала свой последний поклон. Её шёлк, пропитанный дымом войны, растворился в истории, оставив после себя лишь шепот легенд и обвинений. Но что, если её танец не закончился? Что, если он лишь замер, ожидая нового ритма – где-то в будущем, среди неоновых огней и бетонных стен?

Маргарета Зелле, девушка из 1994 года, не знала, что её имя – это эхо. Она росла в мире, где война была лишь строкой в учебниках, а шёлк – воспоминанием о чужой жизни. Но амулет, динамо и странные сны начали шептать ей о прошлом, которого она не помнила. О шинели Франциска, пропахшей газом Ипра. О любви, что горит ярче предательства. О золоте, которое знает больше, чем говорит.

Эта книга – не просто история. Это мост между эпохами, где грязь окопов встречается с холодным светом экранов, а одна душа ищет себя в двух телах. Что связывает танцовщицу, казнённую за шпионаж, и женщину, бегущую от собственных теней? Может ли время простить тех, кто осмелился его обмануть?

Переверните страницу. Услышьте шорох шёлка и скрип костыля. Танец начинается снова – и на этот раз он ваш.

Август 1917, Париж. Холодный страх, острый, как лезвие, выдернул Мату Хари из сна – она распахнула глаза за миг до того, как дверь сорвалась с петель. Треск дерева расколол тишину, рама рухнула на пол, подняв облако пыли и щепок, сырой ветер ворвался в комнату, пропахший углём и гнилью парижских улиц. Он ударил по лицу, ледяной, как пощёчина, сердце Мата Хари билось в рёбрах, но крик застрял в горле – топот сапог заглушил всё, тяжёлый, как набат, ворвался в её тесный мир на Сен-Жак. Тёмные силуэты в формах заполнили пространство – тени метались по стенам, кривые, как когти войны, что душила город. Грубая рука вцепилась в её волосы, рванула с кровати с такой силой, что простыня осталась в кулаках, разорванная на лоскуты, а подушка шлёпнулась на пол, мягкая, как мёртвое тело. Мата Хари рухнула на колени, холодные доски обожгли кожу сквозь тонкую сарочку, задравшуюся до бёдер, ткань задрожала под её пальцами.

– Вставай, шлюха! – голос хрипел, ржавый, как старый клинок, резал воздух над её головой.

Она вскрикнула, разум ещё цеплялся за обрывки сна, но перед глазами замелькали лица – красные от холода, перекошенные злобой, пуговицы на мундирах тускло блестели в свете слабой лампы, отбрасывали блики, острые, как насмешки. Жандарм наступил на подол сарочки, прижал её к полу, как пойманную крысу – подошва заскрипела, грязь впечаталась в белую ткань, оставив чёрные пятна. Лампа мигала, свет дрожал на его лице – красном, с жёсткими складками у рта, глаза горели злобой, смешанной с чем-то диким, почти страхом. Он наклонился, тень от формы накрыла её, дыхание вырвалось паром, кислым, пропитанным табаком и вином.