Все жанры Все авторы
Старый мир. Починка жизни - Мария Степанова

Старый мир. Починка жизни

Страниц

20

Год

2020

Мария Степанова - талантливый российский поэт и писатель, родившаяся в Москве в 1972 году. Она известна своим уникальным творчеством, олицетворяющим глубокую философию и проникновенность. Автор двенадцати потрясающих поэтических книг, включая наиболее популярные из них - "Стихи и проза в одном томе" (2010) и "Против лирики" (2017). Они представляют собой настоящие сокровища для любителей поэзии.

В дополнение к ее поэтическому таланту, Мария Степанова также является профессиональным эссеистом, известным своими интеллектуальными и глубокими рассуждениями о жизни и искусстве. Ее три сборника эссе - "Один, не один, не я" (2014), "Три статьи по поводу" (2015) и "Против нелюбви" (2018) - отражают ее уникальный взгляд на мир и проникновенную аналитику.

Кроме того, Мария Степанова показала себя в новом жанре, представившим литературным миру свой захватывающий роман "Памяти памяти" в 2017 году. Этот роман поражает своей глубиной и философскими размышлениями о природе памяти и человеческой судьбы.

Мария Степанова является истинным мастером слова и неутомимым исследователем человеческой души. Ее произведения пронизаны эмоциональной силой и вызывают глубокое восхищение у читателей по всему миру.

Читать бесплатно онлайн Старый мир. Починка жизни - Мария Степанова

Тело возвращается

Z
Комнату надо очистить / пространство надо прибрать
Y
Так говорит поэзия, живущая в Канаде, в женском
                                           теле, по-английски
Так она говорит: once cleared the room writes itself
X
Что делать дальше,
Комната вычищена до блеска,
Прибрана до кости, до костного мозга, должна
                  написать себя, никто никому не пишет
W
Где они, где мужчины, подобные Арею,
Поднимавшие стропила, не вмещавшиеся во врата,
Где их костный мозг, сладостные конечности, где их
                                                  зубы и языки,
На какие элементы они разложились
V
Глубоко под землей, в ее огородной клетке
Клетки продолжают делать новые клетки
Исходят яблочной пеной, когда земля собирает свой
                                                  урожай
Подземными реками шарят в поисках устья
То, что было семенем, пробует себя семенами
U
Вечную мерзлоту обдает весна,
Как струя горячей мочи
Плавит лед,
Подо льдом будоражит буквы, желтые и зеленые,
И вот, когда слепошарые ветки водят по свету,
Поэзия, говорившая по-датски, лежащая под землей,
                                                             женская.
T
Мертвая, как многие, почему-то живая,
Карамелькой она плавится за холодной щекой
                                                 глинозёма,
И прав у нее не больше, чем у тех, кто лежит под
                                          другим кустом,
Кто все, что помнит, – это свое отраженье
В плоском лице медной военной фляги.
Слух истек,
Им нечего больше слышать.
S
Там, где было ухо, теперь земля,
Обнимающая место не-слуха.
Там, где было рот, теперь усилье корней
Стать истоком роста.
Мертвая поэзия говорит, она говорит:
«Я пишу, как ветер».
Она/они/другие они/многие до и после
Лежат, ветра там нет, что там есть, почему им ветер.
R
Разрой мерзлую землю, потрогай мертвую песню.
«Под низким небом», – говорит еще одна,
Жившая в той же Канаде, лежащая в чьей-то земле, —
С сентября 1922 года зерно ее тела
Принесло, наверное, много плода: «Под низким небом
Я видела тысячу марширующих Иисусов».
Что они делали, спрашиваем мы, стоящие на обочине.
Они маршировали. Они пели.
Q
Зимой 1918 года в Петрограде
Поэзия перестает слышать что-нибудь кроме
Постоянного шума:
Ритмического нарастающего гула,
И если выглянуть в окошко
(поля продлеваются, в них лежат и лежат и лежат,
затылки запрокинуты,
языки застыли)
Мы увидим, метель, как тюлевая занавеска,
Делает знак: в комнате стало достаточно чисто.
P
И тогда,
И когда приноравливаешься к отсутствию цвета,
И к пиксельному мельканию вещества,
И к ружейным выстрелам, доносящимся
                                   с перекрестков,
Где до событий торговали газетами,
И каждый пятый цветок отдавали бесплатно,
Смазывая товарно-денежные отношения
Молоком человеческой нежности,
Еще не имевшим цвета,
Приглядевшись, мужчина с его поэзией видят ясно:
Здесь присутствует Кто.
O
Как если бы ветер (я пишу, как ветер)
Отрицал человеческое участие
Как если бы комната была выскоблена до кости:
И что осталось после зачистки?
Как если бы ухо мира,
Его огромная воронка, описанная по-русски в 1837-м,
По смерти Пушкина, написано непушкиным,
Ловило и передавало одно и то же.
Вот Блок и говорит, как Матушка Гусыня,
Что в белом венчике из роз впереди Исус Христос.
Так и было.
Но кто поверит гусям.
Вам может понравиться: