А дальше – море

Когда мистер Джи возил их на лодке на материк, Беатрис любила сидеть на носу. Она смотрела, как постепенно проявляется город, как вырастают дома, как рельефно вырисовывается на фоне ярко-голубого неба белоснежная колокольня. Дело было в Мэне, где семья проводила каждое лето, и все происходило во время войны, хотя с трудом припоминается, когда именно. Миссис Джи надевала розовый или желтый сарафан, шею ее туго охватывал жемчуг, и она суетливо покрикивала, что сейчас все промокнут, когда Уильям и Джеральд прямо в лодке начинали брызгаться. Мистер Джи закатывал глаза и рассеянно выговаривал мальчикам, и очки его мутнели от морской соли, а загорелые руки размеренно двигали весла. Когда до берега оставалось недалеко, он передавал одно весло Беатрис, и дальше они гребли вместе.

Раз в году они обедали в маленьком ресторане в городе, в дальнем конце пристани. Садились за один и тот же столик в углу, где все пять стульев были обращены к воде. Мистер Джи говорил, что так они могут видеть, как меняется закатное небо над островом, их островом, и вот постепенно на острых верхушках елей появлялись нарядные розовые и оранжевые полоски, а потом вершины деревьев просто растворялись на фоне темнеющего неба. И ни разу за все годы, что Беатрис там провела, погода в такой вечер не подводила. Поразительно, каким разным всегда казался остров издалека, сколько бы она ни разглядывала его с берега. Он был прекрасен, этот подернутый легкой дымкой зеленый лоскуток, застывший между океаном и небом. И такой маленький, что легко мог поместиться у нее на ладони. А когда они возвращались на остров, маленькой была уже она, для нее это был целый мир. Как будто ничего больше на свете не существовало.

Они заказывали клэм-чаудер, печеную кукурузу и лобстера. Запеченную картошку подавали прямо в фольге, и из узкого разреза вырывался столбик пара. В ее самое первое тамошнее лето мальчишки сразу принялись разламывать твердую горячую оболочку лобстера, едва перед ними поставили тарелки. Джеральд был так взбудоражен, что даже вскочил с места, а Уильям, первым добывший кусочек мяса, запрокинул голову, чтобы не уронить капли масла. Беатрис медленно повязала салфетку, отхлебнула воды. Мистер Джи кивнул миссис Джи, которая сидела рядом, и та похлопала Беатрис по коленке, обращая внимание, перед тем как приступить к своему лобстеру, и разделывала его неспешно, с паузами, чтобы Беатрис видела, что и как надо делать, и могла повторить.

Но все это в прошлом. Годы спустя, сидя в одиночестве в прибрежном ресторане, Беатрис заказывает лобстера, и официантка зажигает свечу на столе. Когда лобстера подают, она повязывает салфетку, глядя на свое отражение в темном окне. В августе ей исполнилось тридцать четыре. Прошло двадцать лет. И порой ей трудно совместить девочку, которой она была тогда, с той взрослой женщиной, которой стала сейчас. Они словно два разных человека. Уж очень долго она пыталась забыть ту девочку. Беатрис нюхает обшлаг пиджака – океан прочно поселился в ее одежде. Она слышит, как волны бьют в берег. Это место – город на Ферт-оф-Форт[1], прямо за Эдинбургом, – плоское, открытое ветрам. В заливе рассыпаны островки и кое-где торчат из воды скалы. Дикость пейзажа напоминает о Мэне. Если закрыть глаза, кажется, будто оказалась там.