Астерия – Архив Хаоса

Глава 1. 18:18. Архив Памяти

11:30, Четверг, 25 мая. Класс истории.

Мой самый большой недостаток – я не умею забывать.

В отличие от 99% людей, чей мозг милосердно затирает лишние файлы, моя память – это жёсткий диск без корзины. Феноменальная память – это, на самом деле, хроническая перегрузка. Когда учительница истории, миссис Гейбл, в десятый раз с хрустом мела читает о Крымской войне, я не думаю о датах. Я вспоминаю, как три года назад в кафе «Миндаль» на углу Роквилла официант случайно принёс мне латте с сиропом «Ирландский крем», хотя я заказывала мятный. Я помню его бейджик, его растерянное лицо, и точное время 14:04.

Сегодня я сидела в душном классе, пытаясь игнорировать этот внутренний «Архив», но это было сложно. Миссис Гейбл, сухая, как лист пергамента, с натянутым пучком, говорила о причинах конфликтов, но я думала о другом конфликте – о своём.

В 18:18 я родилась, и мир ответил хаосом.

Я родилась в Мюфилде, городе, которого больше нет. Официально это был аномальный метеорологический и сейсмический коллапс. У мамы, Доктора Норд, блестящего педиатра и стопроцентного рационалиста, всегда было логичное объяснение: редкий сдвиг литосферных плит, совпавший с максимальной активностью Солнца, что вызвало мощные грозы.

Но я помню больше.

– Тери! Твои мысли, пожалуйста, не витай в облаках, – резкий голос миссис Гейбл вырвал меня из петли памяти. – Назови две причины Крымской войны. – Экономический интерес Российской империи на Чёрном море и стремление европейских держав контролировать христианские святыни на Ближнем Востоке, – ответила я, не меняя интонации. – Верно, но эмоционального участия ноль, – пробурчала она. – Сядь.

Я опустилась на место, чувствуя, как задёрганная Релли, сидящая впереди, нервно постукивает ручкой.

Я помню, что в тот день, 28 июня 2006 года, моя мать попала в госпиталь с тяжёлым кровотечением. Помню, как она рассказывала это позже, холодно, без эмоций, как клинический случай. Но медсёстры, которые меня видели… они говорили другое.

«Хирургические инструменты сорвались с лотков, Тери, – шептала мне одна, когда я приходила к маме на работу. – Лампы мигали, словно не хотели, чтобы ты пришла в этот мир».

Я помню куклу Майли из «Мюфилд Стор». Я была в том магазине всего один раз, в три года. Я помню её фарфоровое лицо и глаза, серо-голубые с жуткой, едва заметной краснотой у век. Когда я смотрела на неё, у меня было ощущение, что она – мой идеальный макет. Красивая, безупречная, но внутри – пустота, а под веками – огонь.

Моя мать научила меня жить рационально. Она выстроила нашу жизнь в Роквилле по миллиметру, чтобы исключить любой намёк на хаос. Я должна была быть успешной, социально адаптированной, нормальной.

– Асти, не вздыхай так, – прошептала Релли, обернувшись. Она выглядела сегодня на миллион: идеальная фарфоровая кожа, безупречный макияж глаз. – Ты будто идёшь на казнь. – Я просто иду на алгебру. Это одно и то же, – ответила я, собирая учебники.

14:00, Школьный коридор. Отражение.

После уроков мы стояли в коридоре. Релли, несмотря на свою хрупкость, всегда притягивала толпу. Она была той самой «Королевой школы» – не из-за высокомерия, а из-за ауры. Люди хотели быть рядом с ней, чтобы их красота отразилась в её.

– Короче, Райан опять накосячил, – Релли сжимала телефон. – Забыл про наше свидание, потому что «мамочка попросила помочь с гаражом». Ему двадцать лет, Асти! – Ему двадцать, и он по-прежнему мальчик. Ты сама выбираешь этот тип, Рел, – заметила я без осуждения, просто констатируя факт. – Ты говоришь это так, будто я ищу себе эмоциональную бомбу замедленного действия, чтобы потом её обезвреживать, – она криво улыбнулась. – А разве нет?