Кто ты на самом деле? Вопрос, которого не избежать

Небо пылало багрянцем.

Тяжёлые тучи нависли над горами так низко, будто хотели поглотить их целиком.

Солнце оседало в их толщу, оставляя за собой полосу густого света, отливающего кровью.

Воздух стал плотным и сухим.

Каждый камень, каждая вершина горы горела отражённым пламенем.

Тишина стояла странная, настороженная – лишь изредка ветер проносился между камней, звуча как молитва в этот раскалённый вечер.

Закат жил. Он дышал, пульсировал и тянул за собой тьму.

Когда последний луч солнца коснулся склонов, среди огненного зарева проступил силуэт старого монастыря.

Упрямый, будто выросший из самого камня, он стоял на краю пропасти, где не росло ничего, кроме жёсткой травы и редких низких деревьев.

Его стены, потемневшие от времени и ветра, всё ещё держались, а в окнах мерцал слабый свет свечей.

Высоко в горах, среди багряного неба и клубящегося тумана, он казался молчаливым свидетелем того, что вот-вот должно произойти.

***

Внутри царил полумрак.

Тяжёлый запах воска и ладана пропитал воздух, а каменные своды, покрытые копотью, отражали дрожащее пламя свечей.

Свет колебался на старинных иконах и потускневших фресках, оживляя их лики.

У алтаря стоял настоятель – седовласый, с глубокими морщинами у глаз, полными света и печали.

Рядом – двое старших монахов, хранителей, молча наблюдали за ним. Остальные стояли поодаль.

Двери распахнулись.

Вбежал молодой монах – измученный, в крови и пыли.

– Настоятель, – прохрипел он, падая на колени. – В ущелье воины, несущие знак Тьмы. Они направляются к нам за святыней. К рассвету будут здесь.

Под серым плащом настоятеля угадывалась худоба, но в движениях чувствовалась твёрдость – не физическая, а внутренняя.

Лицо иссечено временем, как древняя икона: глубокие морщины у глаз, тонкие губы, крепкий подбородок.

Длинные седые волосы были перехвачены кожаным шнурком, борода аккуратно подстрижена.

Взгляд – светлый, уверенный, но с какой-то усталостью, которую не скрывали даже глаза цвета поблёкшего янтаря.

Он говорил негромко, и всё же, когда произносил слово, в храме будто замирал воздух.

В его голосе не было ни страха, ни сомнений – только тихое знание неизбежности.

Для братьев он был не просто наставником, а совестью.

Он не приказывал – он просил, и от этого его слушались без возражений.

Считалось, что именно он знает истинный смысл Кассиорна, хотя никогда об этом не говорил.

Той ночью его руки дрожали не от страха, а от тяжести выбора – сохранить веру или сохранить жизнь.

***

Взглядом он нашёл человека в тёмных доспехах, стоявшего в тени колонны.

Тот ждал его распоряжения – молчаливый, словно часть камня, на котором держался монастырь.

Высокий, крепко сложенный, с широкими плечами и прямой спиной, он был в кольчуге, потемневшей от времени. На могучих плечах висел плащ, промокший от тумана.

Лицо обветренное, с короткой бородой и неглубоким шрамом на щеке. В глазах – ни страха, ни злости, лишь спокойствие человека, давно выбравшего свой путь.

Он не был монахом, но жил среди них столько лет, что его считали братом. Молился с ними, чинил стены, носил воду.

Никто не знал, что привело его сюда – поражение, клятва или искупление. Сам он об этом никогда не говорил. Но когда братство нуждалось в защите, именно он вставал первым.