Я ухожу

История о разрушенных иллюзиях, опасной игре с идентичностью и о том, как иногда нужно услышать "я ухожу", чтобы наконец сказать "я остаюсь… собой".

Я проснулась от нежного прикосновения губ к своему плечу. Марк целовал меня так, будто боялся разбудить, но в то же время не мог удержаться. Его дыхание было теплым и знакомым, пахнущим мятной зубной пастой и едва уловимым ароматом дорогого одеколона, который я подарила ему на прошлый день рождения.

– Спокойной ночи, – прошептал он, и я почувствовала, как его губы растягиваются в улыбке.

Это была наша традиция – говорить "спокойной ночи" по утрам. Когда-то, в первый год нашего брака, он объяснил, что для него каждое мое пробуждение – это маленькое чудо. "Ты заново появляешься в моем мире, и я хочу встречать тебя правильно", – говорил он тогда, прижимая мою ладонь к своей груди, чтобы я почувствовала, как учащенно бьется его сердце.

Я потянулась, наслаждаясь теплом нашего ложа, но глаза не открывала. Лениво провела рукой по простыне, нащупывая его место – еще теплое, но уже пустое.

– Кофе уже готов? – спросила я хриплым от сна голосом.

– Как всегда, – ответил он, и я услышала мягкий звон ложечки о фарфор. – С двумя ложками сахара и каплей сливок. Ты же не передумала?

Я улыбнулась, наконец открывая глаза. Он стоял у нашей старой кофемашины, купленной еще в первую годовщину свадьбы. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь полупрозрачные занавески, окутывали его золотистым сиянием, делая похожим на старую фотографию – такую же теплую и немного размытую по краям.

Но что-то было не так. Его движения были слишком точными, почти механическими. Взгляд, обычно такой теплый, когда он смотрел на меня, теперь казался расфокусированным, будто он смотрел не на меня, а сквозь меня.

– Ты сегодня какой-то… – начала я, но запнулась, не находя подходящего слова.

– Какой? – он повернулся, поднося ко мне мою любимую кружку – ту самую, с трещинкой на ручке, которую мы так и не выбросили, потому что она была "счастливой".

Я взяла кружку, наши пальцы на мгновение соприкоснулись. Его рука была теплой, но почему-то чужой.

– Не знаю. Не такой, – наконец выдохнула я, делая глоток. Кофе был идеальным, как всегда. Но сегодня он казался мне горьким, хотя сахара было ровно две ложки, как я люблю.

Марк усмехнулся и одним движением допил свой кофе. На его губе осталась капелька, и мне вдруг дико захотелось стереть ее пальцем, как я делала это тысячу раз прежде. Но что-то остановило меня.

– Может, просто выспался, – сказал он, отворачиваясь, чтобы поставить кружку в раковину.

Я не знала тогда, что это наше последнее обычное утро. Что в кладовке уже стоит небольшой чемодан с аккуратно сложенными вещами. Что в его телефоне, лежащем сейчас в кармане джинсов, есть десятки сообщений от нее – той, чье имя я даже не знала.

Я не знала, что сегодня ночью, пока я спала, обняв его подушку, он лежал рядом и смотрел в потолок, обдумывая каждое слово, которое скажет мне сегодня. Что его рука, обычно так крепко обнимающая меня во сне, сегодня даже не потянулась в мою сторону.

Кофе в моей кружке остыл. Я допила его до дна, не понимая, почему сегодня он оставляет во рту такой горький привкус. Почему мое сердце сжимается от какой-то необъяснимой тревоги.