Мнение - Василий Шукшин

Мнение

Страниц

5

Год

2012

…Весьма замечательный человек, внешне отличительное особо симпатичное личико с голубыми глазами и легким признаком облысения, а также несколько надменным и заметно презрительным выражением, в точности в десять часов без единой минуты вошел в входной парадный подъезд этого огромного и полного загадок здания с выдающимся количеством окон, взял на ресепшн ключ с номером 208, быстро уперся в него, совершив некую неловкую фигуру с задницей, взмыл на второй этаж, преодолел длинный коридор, разблокировал дверь квартиры с номером 208, нахватался местной газеты, которая оказалась там по воле судьбы, вошел в комнату, аккуратно повесил пиджак на специальную вешалку и, слегка подтянув белые, аккуратно отглаженные брюки у колен, приступил к чтению. И сразу нашел в газете статью о своем начальнике, так называемом "шефуне", как его ласково называли молодые коллеги. И начал увлеченно читать. И по мере чтения, пренебрежительное выражение на его лице только усиливалось призрительной усмешкой. – О Боже мой! – произнес он вслух. В одно мгновение схватил телефон, набрал трехзначный номер внутренней связи. Телефон сразу же отозвался: – Да, слушаю. Яковлев на связи. – Привет! Кондрашин здесь. Ты читал? Телефон на секунду задумался, а затем с нескрываемой значимостью в голосе, подмаскированной насмешкой, ответил: – Я читал. – Заходи, поговорим...

Читать бесплатно онлайн Мнение - Василий Шукшин

Некто Кондрашин, Геннадий Сергеевич, в меру полненький гражданин, голубоглазый, слегка лысеющий, с надменным, несколько даже брезгливым выражением на лице, в десять часов без пяти минут вошел в подъезд большого глазастого здания, взял в окошечке ключ под номером 208, взбежал, поигрывая обтянутым задком, на второй этаж, прошел по длинному коридору, отомкнул комнату номер 208, взял местную газету, которая была вложена в дверную ручку, вошел в комнату, повесил пиджак на вешалку и, чуть поддернув у колен белые отглаженные брюки, сел к столу. И стал просматривать газету. И сразу наткнулся на статью своего шефа, «шефуни», как его называли молодые сотрудники. И стал читать. И по мере того, как он читал, брезгливое выражение на его лице усугублялось еще насмешливостью.

– Боженька мой! – сказал он вслух. Взялся за телефон, набрал внутренний трехзначный номер.

Телефон сразу откликнулся:

– Да. Яковлев.

– Здравствуй! Кондрашин. Читал?

Телефон чуть помедлил и ответил со значительностью, в которой тоже звучала насмешка, но скрытая:

– Читаю.

– Заходи, общнемся.

Кондрашин отодвинул телефон, вытянул тонкие губы трубочкой, еще пошуршал газетой, бросил ее на стол – небрежно и подальше, чтоб видно было, что она брошена и брошена небрежно… Поднялся, походил по кабинету. Он, пожалуй, слегка изображал из себя кинематографического американца: все он делал чуть размашисто, чуть небрежно… Небрежно взял в рот сигарету, небрежно щелкнул дорогой зажигалкой, издалека небрежно бросил пачку сигарет на стол. И предметы слушались его: ложились, как ему хотелось, – небрежно, он делал вид, что он не отмечает этого, но он отмечал и был доволен.

Вошел Яковлев.

Они молча – небрежно – пожали друг другу руки. Яковлев сел в кресло, закинул ногу на ногу, при этом обнаружились его красивые носки.

– А? – спросил Кондрашин, кивнув на газету. – Каков? Ни одной свежей мысли, болтовня с апломбом. – Он, может быть, и походил бы на американца, этот Кондрашин, если б нос его, вполне приличный нос, не заканчивался бы вдруг этаким тамбовским лапоточком, а этот лапоточек еще и – совсем уж некстати – слегка розовел, хотя лицо Кондрашина было сытым и свежим.

– Не говори, – сказал Яковлев, джентльмен попроще. И качнул ногой.

– Черт знает!.. – воскликнул Кондрашин, продолжая ходить по кабинету и попыхивая сигаретой. – Если нечего сказать, зачем тогда писать?

– Откликнулся. Поставил вопросы…

Конец ознакомительного фрагмента.