Дочка, не пиши!

– А вы – сильный человек, – сказала мне мой лечащий врач.

– Да что вы? – вскинулась я. – Я совершеннейшая тряпка.

– Нет, – покачала головой доктор. – Уверяю вас, и поверьте моему опыту: очень немногие люди с вашей болезнью выдержали бы все, что перенесли вы, и смогли бы выжить после этих событий… Такое серьезное заболевание, как у вас, как правило, ломает человека окончательно, и очень часто он просто уходит.

– Куда?

– Из жизни, – просто ответила врач.

– Вы хотите сказать, что я сильная, потому что еще жива?

– Скорей наоборот: вы живы, потому что вы сильная.

После этого разговора я впервые в жизни стала подозревать в себе хоть какую-то силу воли. Я все еще не верила, но робкая надежда на это качество, всегда казавшееся чужим, принадлежащим совсем другим людям, вдруг поселилась в моей душе.

Взять судьбу в свои руки. Не быть жертвой. Уметь постоять за себя и близких, дать отпор тем, кто мешает тебе жить, не прощать подлости и предательства, уметь давать сдачи. Такие, казалось бы, простые, всем известные правила жизни я до сорока лет не относила к себе. С детства была тряпкой со всеми. Исключением был один-единственный человек – первый муж, у которого воли было еще меньше, чем у меня.

Я была покорной, раздавленной близкими людьми девочкой-девушкой-женщиной, с психологией убогой жертвы, слабой и не достойной ничего хорошего в этой жизни. Поэтому я не любила себя, не любила жизнь, но зато очень любила своих палачей – моих родителей. И вот какая штука: стоило этой любви умереть, а умерла она, потому что ее убили, уничтожили сами объекты этой любви, как у меня появились и сила, и достоинство, и самоуважение, и желание жить.

Когда перейдены все Рубиконы, все возможные границы, преодолены существовавшие барьеры, не выдерживает никакая любовь. И тогда наступает прозрение, вспоминается целая жизнь, а ее события переоцениваются и переосмысливаются. Начинается Vita Nuova, но не как у Данте в светлых, чистых образах, а с приземленно-реалистичным взглядом на суть событий и характеров. Новая жизнь полностью перечеркнула прежнюю, став ее противоположностью. Эти две половины абсолютно полярны, они не могут сосуществовать, одна не является продолжением другой. Одна стала отрицанием другой. Именно поэтому жить так, как я живу сегодня, т. е. с открытыми глазами и очищенной душой, и при этом принимать прошлую жизнь и не сводить с ней счеты невозможно.

Новая жизнь потребовала от меня тщательного подведения итогов прежней, ее ревизии и сжигания на костре застывших заблуждений, лицемерия, принимаемого за мораль, холодного равнодушия, казавшегося приязнью, ненависти, подававшейся как любовь. Это было мое внутреннее аутодафе. Но без этого Новая жизнь не могла начаться. Без этого даже мой организм не мог окончательно справиться с болезнью. Овладело ли мной мстительное чувство, когда я начала писать свою автобиографическую книгу? Нет! Это было бы самое глупое и примитивное объяснение моих чувств и устремлений. Нет, не месть. Аутодафе во имя Новой жизни, во имя моих любимых людей, с которыми я хочу и обязана жить долго и счастливо. Я разожгла в себе костер – написала обо всем пережитом, сказала правду и донесла ее до всех, кому это интересно.

Бросить курить мне, очевидно, в ближайшее время не суждено. Почему? Потому что, как это ни странно, именно в тот момент, когда я выхожу на балкон, сажусь в кресло, прикуриваю и начинаю сей вредный для здоровья процесс, любуясь синей гладью моря и самым красивым в мире предзакатным небом, переливающимся сразу пятью цветами, солнцем-апельсином, торопливо, так по-южному катящимся прямо в море, ко мне в голову приходят самые интересные мысли, которые я, загасив сигарету, бегу записывать, чтобы они не успели исчезнуть, подобно тому апельсину, за пять минут утонувшему в море. Странно, я ведь отчетливо ощущаю, как от никотина сжимаются сосуды в голове, а порой мне вообще дурнеет… А вот поди ж ты – при всем этом идет весьма успешный мыслительный процесс. Ну, как это понять? С одной стороны – ужасно вредно, с другой – обалденно полезно. Ведь размышления – интеллектуальный фундамент человека разумного, по крайней мере, претендующего быть sapiens.