День варенья

– У кого-то сегодня обязательно должен быть день варенья.

– День варенья, – повторил я и задумался.

«День варенья» – отличное название для следующего репортажа из харьковского общежития.

Александр Шишов, «Покер пятого курса»

Очень хочется есть. Особенно вечером – идти некуда, спать не хочется, не читается. Лежишь одетым поверх одеяла, смотришь вверх, нет, не в потолок, а выше, в открытый космос, – потолка не замечаешь. Мыслей нет. Обхватил живот крест-накрест руками, прижал желудок к позвоночнику и создаёшь иллюзию его наполненности.

Какая-то гнусная складывается закономерность – как только в кармане пусто, кушать хочется особенно остро. Непривычное чувство голода напоминает предательство лучшего друга.

Голод рождает в голове спазмирующие желудок вредные мысли. Они парализуют тело, приводят его в состояние прострации и, с претензией на философические размышления, донимают навязчивыми измышлениями. Хорошо, если бы о приземлённых методах выживания в чужеродной среде, – можно было бы и прислушаться. А так… о ерунде – о смысле жизни. Можно подумать, больше не о чём думать. Начинается… «Думать» – «подумать» … Рифма или тавтология?.. Бред собачий.

Как оказалось, отсутствие или наличие денег напрямую связано с чувством голода. Ты сыт – и не замечаешь такого звонкого мелодичного созвучия: «деньги есть – не хочется есть». Динь-дон-динь, динь-дон-динь…

А вот как звучит другой перезвон большого колокола низменных потребностей: «нет денег – нечего есть». Бум-дум, дум-бум… Слышите? На две октавы ниже.

Этот «бум-дум» заменил разум. Вместо здравого смысла в голове звучит фатальный набат безысходности.

Как хорошо, когда деньги есть – поел и сыт. Красота! И с новыми силами к новым свершениям.

А вот другая ситуация – наша. Деньги програли. В карты, будь они неладны, вместе с жуликами, которые нас развели, а остатки, ту самую мелкую мелочь, что по карманам насобирали, уже проели – и всё, аут. Вступают в активное движение неводомые ранее законы природоведения. Ты ещё жуёшь последний кусочек пищи, сытость ещё только-только разливается по телу успокаивающим теплом, а мозг уже активно включился в неравную борьбы за существование. И с последним ещё непроглоченным куском заявляет о своей основной биологической потребности – жрать, жрать давай. Не жизнь, а пытка. Вечный зов какой-то. Не путать с вечным позывом – реверсом актуального в нашей ситуации аверса.

«Вот оно – расплата за проигрыш», – надоевшей мыслью думал я.

Мыслей всего было две. О проигрыше в карты – первая, а вторая была, конечно же, о еде. И думалась она сразу после первой.

Иногда между ними всплывал зрительный образ безликих жадных рук, собирающих со стола наши денежки и убирающих их в появившийся из ниоткуда карман. Спрятав деньги, рука похлопывает по карману, и из него медленно выплывает колода карт и взмывает вверх. Шлепнувшись на стол, она хрупко, как елочная игрушка, разбивается и разлетается мелкими острыми кусочками в разные стороны. Тут я инстинктивно зажмуриваюсь, оберегая глаза от шальных осколков, и начинает думаться вторая мысль – о еде.

Дома еда была всегда, вне зависимости от нашего хотения или нехотения, и, как правило, уже тепленькая в тарелке. Если не тёпленькая, тогда она бралась из холодильника. Еда делилась на любимую и нелюбимую. Детство окончилось тогда, когда перестали кормить нелюбимой едой. Сейчас готов вспомнить детство и съесть всё, от чего отказывался прежде.