Булевы сети

Ĉapitro Unu.

Когда по тонкой железной лестнице кто то поднимался, вся конструкция вздрагивала и шаталась от шагов. Тонкая лестница с пятью железными прутьями ступеней, краска на которых облупилась, стёрлась и остался серебрянный отлив метала, дрожала так, как будто сейчас отвалится.

Сюзи забралась по лестнице, недовольно отдуваясь. Её подбитые железом ботинки гулко стучали по железным прутьям и она поняла, что незамеченой вернуться не получится. Такой грохот точно разбудит капитана. Скрип плохо приваренного входного люка дополнил картину.

Она вошла внутрь.

В полумраке комнаты, на широкой замызганной кровати, мерно вздымалось покрывало на огромном животе капитана. Он храпел. "Отлично, подумала Сюзи, смогу сама проверить приборы". Это был стандартный протокол, соблюдение которого требовали такие люди сверху, как например, Карен. Но проверять было, в общем, нечего. Градусник, висевший на гвозде, показывал плюс семнадцать градусов. Стрелка компаса, лежащего на тумбочке возле кровати капитана, все еще дрожала вместе с ракетой, после того как Сюзи закрыла тяжёлую железную дверь с круглым окошком посередине. Дверь не подходила плотно, проем был изогнут, и она всегда оставалась немного открытой, и в щель насвистывал ветер. Записав показания градусника и дрожащего компаса, Сюзи положила на место, туда же, на тумбочку, возле кровати, тоненькую тетрадку с записями. Она была уже на третьей странице в клеточку, на обложке было написано черным фломастером «бортовой журнал». Они были в ракете уже месяц. Лето подходило к концу.

Дети, все время игравшие на площадке из за школьных каникул, сводили их с ума, бросая камни в ракету, и удары отзывалась громким гулом, все внутри дрожало, вибрировало. После того как они с капитаном пожаловались кому следовало, ракету отгородили от игровой площадки бело—красной лентой, и поставили вывеску «проход запрещён». Сначала дети с опаской поглядывали на ленту, но потом привыкли, оборвали её в нескольких местах, и продолжали так же играть, и бросать камни или висеть, раскачиваясь на лестнице ракеты,и тогда все снова ходило ходуном. И Сюзи больше всего переживала, как бы не опрокинулась банка с жуком, или приборная панель.

Сразу у входа притулился кухонный шкаф, с раковиной и посудой, оклеенный клеенкой в бледную клетку. В раковине засыхали на тарелках остатки еды, и звонко капала, капля за каплей, из крана вода. Кормили их плоховато, в шкафу под раковиной были консервы и галеты. Поэтому Сюзи постоянно ходила в ближайший магазин, и покупала там то, что они с капитаном любили. Себе брала иногда пирожные, а капитану, которому нельзя было сладкое, покупала полезный творог. Деньги она тратила свои, личные. И уже не раз ей приходила мысль, что лучше было бы согласиться в начале лета поехать на подработку в деревню. Там, на свежем воздухе, ей бы уже заплатили за два месяца. Но потом она вспоминала, как обрадовалось что то у неё внутри, когда она прочитала на столбе объявление о наборе «в команду первого звёздного полёта», как пошла по указанному адресу, долго сидела в облупившемся кресле, рядом с припыленным временем зелёным растением, и разглядывала мозайку на стене широкого холла. Там были грубовато изображены звезды на синем фоне, маленькая ракета, за которой тянулся радужный след, и крупным планом, на пол стены, улыбающийся человек в круглом скафандре. Муха жужжала и настойчиво билась в окно. За окном город жил весной, лужи блестели под лучами первого, после долгой зимы, солнца. Все шло как обычно и только в глухой тишине этого здания с огромными, не мытыми окнами в холле, ей показалось, что остановилось время, и в появившейся тишине, тихонько запели далёкие звезды.