Сказка о бравом пареньке Ермолке и его друге вольном соколе

Случился как-то в давние времена в нашем царстве, в Российском государстве, шумный переполох, и до того шумный что его отголоски аж до самого царя-батюшки докатились. А виновником тому переполоху стал один очень забавный паренёк со звучным и весёлым именем – Ермолка, по прозвищу Колокольчик. Уж такой парень был, что просто молодец, да и только. И всё-то в нём ладно было; и ростом-то он высок, и в плечах широк, и душой прекрасен и даже лицом благообразен.

Однако, невзирая на все эти достоинства, имелся у него довольно-таки весомый недостаток. Уж больно он любил пофантазировать да помечтать. А оттого, с ним постоянно случались всякие несуразные ситуации, подобные той шумной сумятице, что не оставила равнодушным не только царя-батюшку, но и большую половину народу государства нашего. А начиналась эта сумятица очень даже прозаично и заурядно.

Сидел как-то Ермолка после обеда на завалинке своего родного дома. Как всегда мечтал, фантазировал, семечки лузгал, да ворон считал. И было это его обыкновенным времяпрепровождением, потому как постоянной работы у него не имелось, а всем его занятием значилось только то, что под присмотром тамошнего дьяка Кузьмы прислуживать в соседней церковной лавке. Да и то, занятьеце это было пустяковым. Мастерил он там разные безделицы, собирал огарки восковых свечей, плавил их да в плитки складывал.

А ещё, на малые колокольцы, что с городской кузни в церковную лавку свозили, языки подвешивал и на звук их пробовал. И вот это занятье Ермолке очень нравилось. Потому-то и прицепилось к нему прозвище «Колокольчик». Слух у него был особенный, музыкальный. Вот местный батюшка проповедник Ферапонт и приспособил Ермолку на колокольцах мелодичное звучание настраивать. А за эту его способность он ссужал ему медные монетки да снабжал кой-какой снедью. На то Ермолка и жил, да не тужил. С утра помастерит немного, свечи поплавит, колокольцы настроит, языки им понавешает, а после обеда сидит себе на завалинке да фантазирует.

Вот и в этот раз сидел так Ермолка, сидел, семечки лузгал, отдыхал, фантазировал, мечтал, и уж так распалился, что захотелось ему полетать, аки птицы летают. Смотрит он на скворцов, что на соседней берёзке с ветки на ветку перескакивают, да галдят безумолку, и думает.

– Вот ведь скворцы,… что же за птицы, летают себе беззаботно и летают,… знай, крыльями машут,… а ведь они так же, как и я, семечки пощёлкать любят,… вон их осенью на подсолнухах сколько пасётся. Так может и я, как они летать смогу,… ну чем я хуже их!? Мне бы только крылья справить,… я бы и полетел! Ох, уж я бы тогда высоко поднялся,… а оттуда с небес посмотрел бы на всё,… и на город, и его улочки, и на реку широкую и на рощу далёкую! Это не то, что с колокольни глядеть,… что проку в ней, лазил я на неё,… оттуда лишь окрестности видать. А тут я бы на весь мир посмотрел,… и не только посмотрел, но и себя бы показал,… сверху крикнул бы всем людям,… вон, мол, смотрите, каков я,… летаю! – вдохновенно рассуждал он, сидючи на обыкновенной дворовой завалинке.

Ну, посидел он так ещё с минуту-другую, подумал, да и решил себе крылья сделать, но непростые, а такие, чтоб на них можно было с обрыва, который над речкой возвышался, с разгону прыгнуть и взлететь. И это он правильно придумал, потому как, если что не так пойдёт, то он просто в речку с обрыва свалится, в воду бултыхнётся и всего-то делов. По крайне мере не расшибётся, как другие расшибались. А ведь до него были и другие, которые полетать хотели. Но только прыгали они не с речного обрыва, а с высокой колокольни да со скалистого утёса. И это неблагоразумие к беде приводило. Разбивались люди и калечились. И таких случаев в прошлые годы немало было, только ныне про них позабывали, хотя в своё время они тоже много шума наделали.