Право на полный доступ. Как раскрыть свой потенциал с помощью подсознания

Friedemann Schaub

The Empowerment Solution: Six Keys to Unlocking Your Full Potential with the Subconscious Mind

Copyright © 2023 Friedemann Schaub

Published by permission of Inner Traditions International (USA) via Igor Korzhenevskiy of Alexander Korzhenevski Agency (Russia)

© Голубовская Е.С., перевод на русский язык, 2024

© ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Когда мне было семнадцать лет, мы с отцом отправились в поход по Итальянским Альпам. Откровенно говоря, меня не радовала перспектива провести с ним четыре дня. Сколько я себя помнил, его взрывной характер и переменчивое настроение всегда напрягали меня, маму и сестру. Провести с ним выходные – словно устроить пикник на минном поле.

Как-то раз, когда мы шли по прекрасному горному лугу, отец вдруг сказал: «Знаешь, я постоянно чувствую тревогу с тех пор, как мне исполнилось семнадцать». Его слова застали меня врасплох. Я знал, что отец ушёл на войну, едва ему исполнилось семнадцать лет. Он никогда не рассказывал о пережитом. Мне было известно лишь, что в конце войны его взяли в плен и отправили во французский лагерь военнопленных, где он чуть было не умер голодной смертью. Он сбежал оттуда со своим лучшим другом, и во время побега его друга убили, а отцу удалось спастись. Наверняка он чувствовал вину за то, что остался жив. После этого он сдался американским войскам, зная, что в американском лагере военнопленных у него будет больше шансов остаться в живых.

Во время нашего похода отцу было пятьдесят пять лет. Неужели эти воспоминания о войне всё ещё причиняли ему такую боль? Я ничего не ответил, и он продолжил: «Дело не только в войне. Больше всего я боюсь потерять всё, что у меня есть, и остаться ни с чем». Когда папа был совсем маленьким, его отец умер от туберкулёза. Его мать осталась одна с четырьмя детьми на руках. Ей приходилось много и тяжело работать, чтобы сводить концы с концами. Отец и раньше рассказывал мне о том, что их семья жила впроголодь, и о том, как после войны его старшие сёстры брали телегу и неделями колесили по местности Шварцвальд, выпрашивая у фермеров хотя бы немного овощей или муки.

Пока отец рассказывал о своём страхе перед нищетой, мне пришло в голову, что его раздражительность и угрюмость могут быть связаны с этим страхом. Объективно у него не было причин для беспокойства. Он был сельским врачом в своей небольшой, но успешной клинике, которую он основал с моей мамой, тоже терапевтом. Но каждый раз, когда пациент уходил от него к другому врачу или возникали непредвиденные расходы, его переполняла тревога, и он не мог больше думать ни о чём другом. «Я ничего не могу с этим поделать», – сокрушался он.

Думаю, ему помогла бы консультация у психотерапевта или психиатра, но мой отец был слишком горд и слишком напуган, чтобы признаться кому-либо в своей слабости. Я до сих пор не понимаю, почему в тот день он решил поделиться со мной тем, что творилось у него на душе. Как бы то ни было, услышанное произвело на меня неизгладимое впечатление. Я не понаслышке знал, что такое тревожность, поскольку сам боролся с ней с десятилетнего возраста. Как и многим другим детям, мне никогда не говорили слушать своё сердце, верить своей интуиции и быть самим собой. Вместо этого я слышал лишь: «Прекрати баловаться!», «Будь серьёзнее!», «Веди себя прилично!», «Будь лучшим среди сверстников!». Во время того похода с отцом я пообещал себе со всем жаром семнадцатилетнего юноши, что я никогда не стану таким, как он, не позволю сомнениям, тревогам и бессилию взять над собой верх.