Оставшиеся в вечности

Часть 1 Сафана

Наступающая темнота медленно опускалась на Старый Город, его многочисленные узкие улочки и переулки уже опустели, но здесь, возле хауза, еще горели огни уличных фонарей.

Это был самый большой хауз в Бухаре, который в давние эмирские времена так и называли Большой хауз или Ляби-хауз, что означает «у хауза», был местом отдыха бухарцев. Здесь встречались поэты, чтобы прочесть друг другу свои новые творения; старики на топчанах играли в шахматы или просто вели философские беседы, а летними вечерами возле Ляби-хауза собирался почти весь город. Взрослые и дети с одинаковой радостью ели мороженое и пили из автоматов газированную воду, гуляли, веселились и шумели, отдыхая от дневной жары в прохладе, которую дарили людям воды хауза. Но сегодня чайханщику Джафару было не до веселья. Устав за день от солнца, он сидел на краю топчана, крашенного белой, уже немного рассохшейся от солнца краской. Перед глазами у него стояла трагедия, что произошла сегодня на Ляби-хаузе. Вот сколько раз говорили этим мальчишкам – нельзя нырять в хауз и купаться в нем, думал он, так нет, упрямые, каждый год, как только начинает припекать солнце, они лезут на это старое высокое дерево, что растет у самого берега, и прыгают в воду. И каждый год кто-нибудь да утонет. Джафар немало прожил на свете, но и он не знал, когда и почему появился этот запрет о купании в хаузе. Он не знал почему, нельзя прыгать с деревьев в воду, нельзя пытаться достигнуть дна, но знал лишь одно – если нарушить запрет, будет несчастье.

Джафар так задумался, что и не заметил, как опустела улица, и на город уже опустилась ночная тишина. Не заметил он, как и откуда появились эти таинственные ночные посетители. Услышав негромкий разговор, чайханщик очнулся от раздумий и увидел старика, сидевшего на одном из топчанов. Судя по одежде, он был не бухарец, да и прошел, наверно, немалый путь. Большим клетчатым платком дед устало отер пот с морщинистого лба и спросил у Джафара чайник зеленого чая и две пиалы.

– Уважаемый, почему вы пришли в такое позднее время, у меня уже и самовар остыл.

– Не беспокойтесь, мы посидим немного и уйдем.

– Тогда я вам хоть холодного чаю принесу.

Джафар принес чайник и пиалы, поставил их на маленький столик и вдруг услышал за спиной детский голос.

– Дедушка, а здесь красиво, правда?

Чайханщик обернулся. У самого берега большого хауза, возле склонившегося над водой дерева он увидел девочку лет двенадцати. Девочку необыкновенной красоты.

Джафар готов был поклясться, что ее зеленые глаза светились в темноте, но не как кошачьи, которые только отражают белый свет. Глаза девочки сами излучали слабый зеленоватый свет, от которого у Джафара побежали по спине мурашки. «Сильно, видать, я сегодня понервничал, что уже мерещится всякая чертовщина», – подумал он.

Он остолбенело смотрел на девочку, не в силах ни сказать что-либо, ни пошевелиться, а она, не обращая на него ни малейшего внимания, подошла к старику и весело сказала:

– Дедушка, ну, когда же ты, наконец, расскажешь, зачем мы сюда пришли, я жду, жду, а ты только пыхтишь как паровоз.

Девочка звонко рассмеялась собственной шутке, и словно тысячи серебряных колокольчиков зазвенели разом, звон этот не прекратился даже тогда, когда девочка перестала смеяться, а, перекликаясь как эхо в горах, медленно затих. Джафару вдруг на какой-то миг показалось, что вздрогнули и зашумели листьями огромные вековые деревья возле хауза. Но ветра не было, и чайханщик решил, что ему снова все просто почудилось. Джафар хотел было что-то спросить у посетителя, но, встретив взгляд того, понял, что он здесь лишний.