Найдешь меня?

Ранее утро.

Я проснулся от острой боли в ноге. Такое случалось частенько. Вроде, спишь себе и никого не трогаешь, а тут на тебе – пилой по голени. И делай с этим что хочешь, как хочешь и где хочешь, – но от боли тебе не спрятаться. На дворе XXI век, а лекарств от всех болезней(и болей) так и не изобрели. Невыгодная инвестиция для корпораций, которые зарабатывают на чужом здоровье. Вот когда все деньги мира закончатся, тогда и можно будет вести разговор. А пока мне придется принимать свою боль как божью благодать.

Другой…не такой, как все. В воскресенье всевышний, после субботней гулянки, в пьяном угаре решил создать меня. И знаешь что? Я с гордостью пронесу это знамя до конца своих дней.

«Нужно выпить таблетки. Может, сегодня именно тот самый день, когда они, наконец, помогут?»

Проглотил одну, другую, третью. Запил термоядерное блюдо из обезболивающих под ароматным седативным соусом в натуральной саморазлогающейся оболочке. Ах! Belissimo! Вкусно позавтракал.

Шутка ;) Сарказм – мое второе имя. Он приходится как нельзя кстати, когда дерьма вокруг чрезвычайно много, и тебе необходимо найти лучик сраного позитива. Вот как сейчас. Я же упиваюсь этими бесполезными колесами днями напролет, а эффект нулевой. Поэтому самый лучший способ убежать от реальности – юмор. В отличие от аптечных миксов работает безотказно. Даже покупать не нужно и, плюс, всегда под рукой. Круто я придумал лекарство от всех болезней, ага?

Теперь можно полноценно позавтракать, но не здесь. Я живу один в большущей квартире-студии с огромными панорамными окнами от потолка до пола и видом на побережье.

Успех.

Люблю наблюдать за уходящими в морскую бесконечность кораблями и пушистыми завихрами волн.

Свобода.

Могу позволить себе домохозяйку, которая будет убираться, готовить еду и хранить домашний очаг. Но зачем? Мне казалось, что последних крепостных освободили от обязанностей уже давным-давно.

Власть.

Меня вряд ли кто-нибудь поймет, но я ненавижу это место, называющееся домом. Всей душой, больным коленом и телом.

Одиночество.

Я постоянно хожу в дешевую забегаловку недалеко от работы. В такие места не ходят лицемеры, у которых только бабло на уме. Мне их общества вполне хватает и в офисе.

Тут же все просто: белая плитка на полу в грязи от рабочих ботинок, бежевые стены крошатся и шелушатся, немытая жирная плита, барной стойкой управляет морщинистый и усатый стоптавшийся старик.

– Привет. Тебе как всегда? – он спрашивает тихо, но перекрикивает настырную толстую муху. Кроме нас троих больше никого нет.

– Да.

Я сажусь за столик. Над ним висит пожелтевшая от времени фотография с изображением хозяина и его боевых товарищей. Они обнимаются, улыбаются, смеются. В тот день они все выжили – я это знаю. На остальных же снимках молодых ребят становилось все меньше и меньше, от снимка к снимку, а на самом последнем – в дальнем углу зала – без малейшего намека на улыбку стоял один лишь хозяин заведения и отдавал честь памятникам погибшим. В тот день он остался один – я это знаю.

Откуда?

– Приятного аппетита. – Он ставит тарелку на стол и уходит к себе за стойку, не дожидаясь моей реакции. За столько лет наше общение достигло максимального автоматизма.

– Спасибо. – Я пытаюсь не мешать жужжащей мухе создавать музыкальную увертюру. Её «з-з-з» перекрикивает меня.