Пепельный крест - Антуан Сенанк

Пепельный крест

Страниц

190

Год

Франция, XIV век… Страна постепенно восстанавливается после ужасающей эпидемии чумы, оставившей за собой множество скорбных последствий. По велению приора доминиканского монастыря Гийома, два юных монаха, Робер и Антонен, отправляются в Тулузу. Их задача – добыть велень, высококачественный пергамент, а также чернильные орешки, необходимые для записи мемуаров приора о его дружбе с Мейстером Экхартом — великим религиозным мыслителем и мистиком, попавшим в опалу у официальной Церкви и обвинённым в ереси.

Но когда Антонен возвращается в монастырь один, становится ясно, что что-то пошло не так. Робера задерживает инквизитор Тулузы и отправляет в темные подземелья пыточной камеры. Инквизитор, жаждущий власти и контроля, использует его в качестве заложника, чтобы воспрепятствовать приору Гийому раскрыть тайны, о которых тот может помнить. Это не просто воспоминания; это ключи к давно похороненным истинам, которые могли бы изменить представление о вере и человеческой природе.

О чем же на самом деле мог знать экстраординарный Мейстер Экхарт? Может быть, эти тайны касались духовных практик, которые могли бы освободить людей от окового рабства догматов, или же он знал о философских идеях, способных бросить вызов самой власти Церкви?

В этом контексте борьба между светом и тьмой, знанием и неведением, становится острее, обрекая молодых монахов на опасные приключения. Какие секреты, таящиеся в узких переулках средневековой Тулузы, они смогут раскрыть, прежде чем станет слишком поздно? В этом мире, полном паранойи и предательства, каждый шаг может стать решающим.

Читать бесплатно онлайн Пепельный крест - Антуан Сенанк

© Éditions Grasset & Fasquelle, 2023

© Е. Тарусина, перевод на русский язык, 2025

© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2025

© ООО “Издательство Аст”, 2025

Издательство CORPUS ®

Глава 1

Лауды

Лангедок, монастырь в Верфёе. 11 февраля 1367


– Брат Антонен, мы сейчас себе яйца отморозим.

– Не пристало монаху произносить такие слова.

– Для монаха главное не слова, а истина… А истина состоит в том, что мы себе яйца отморозим.

– Холод в самом деле непомерный.

– “Холод непомерный!..” Мы с тобой из разных конюшен, брат Антонен. Будь проклят этот английский холод!

– Скорее уж францисканский холод!

– Ох уж эти говнюки францисканцы!

– Прекрати, Робер.

– К счастью, Господь защищает их не лучше, чем нас, и достойно вознаграждает за проповедь бедности. Зима – проклятье, хоть и справедливое. Говорят, они дохнут целыми тучами, как саранча, с благословения славной матушки-природы, этой злобной карги…

– Поторапливайся, мы опаздываем.

– Если бы ты не торчал в нужнике битый час, мы бы не опаздывали.

– Кишки подвели.

– Да, еда и правда дрянь.

– Ты же сам ее готовишь!

– Из того, что мне выдают, чуда не сотворишь. Я не Иисус, Антонен, и не умею превращать навоз в розовую воду.

– Слышишь? Нас зовут.

– Вот срань, это ризничий!

Сквозь туман до них доносился строгий голос. Они почти бегом припустили к клуатру. С ласточкиных гнезд, вмерзших в углы арок, свисали ледяные слезинки. Антонен и Робер обогнали старого монаха, ковылявшего в часовню на лауды – первую службу нового дня, где возносили хвалу утренней заре и воскрешению.

Половина четвертого ночи. Солнце еще и не думало подниматься. Лауды были главной пыткой для монахов.

– В этот час они, наверное, и приходят…

– Кто?

– Демоны, которые являются за человеком в день его смерти… Во время лауд.

– Тише, он идет.

К ним приближалась черная фигура. Робер замедлил шаг, давая другу немного обогнать его, и первый удар обрушился на Антонена. Как обычно, самый сильный. Второй, менее чувствительный, пришелся ему по спине. Ризничий снова занес палку, и они поспешно юркнули в часовню.

– Вот спасибо, – прошипел Антонен.

– Зато все почести достались тебе!

– Почетный удар палкой?

– Между прочим, Христос за тебя муки принял.

– И за предателей тоже.

– Аминь.

Свечи дрожали, словно и им было холодно. Желтое пламя трепетало, его скудный свет зябко жался к горячему фитилю. Позади них, разделяя часовню надвое, высилась стена темноты.

За ней скрывался приор.

Под коленями монахов хрустела тонкая корочка льда. Тишину то и дело нарушал кашель, но пространство немедленно поглощало его звуки. Братья полчаса молились про себя под бдительным оком ризничего, который стоял над ними и высматривал задремавших.

В темной глубине, где еле теплился огонек лампады, слышалось затрудненное дыхание, пугающее, словно жалобные вздохи из потустороннего мира. Тишина и холод наводили на мысли о смерти. По спинам монахов пробегал озноб одиночества.

Громкий голос приора призвал вознести хвалы Господу:

– Alleluia laudate dominum in sanctis eius laudate eum in firmamento virtutis eius[1].

Антонен покосился на Робера, молившегося рядом. На странного брата Робера, который упорнее всех отлынивал от повседневных трудов, но проявлял усердие в молитве. Склонившись до земли, стиснув переплетенные пальцы, он бормотал слова псалма столь же истово и страстно, как только что поносил раннюю утреннюю службу и никчемных францисканцев и англичан.