Ротмистр Гордеев. Эскадрон особого назначения

© Дмитрий Дашко, 2024

© Александр Самойлов, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Говорил мне батя – не сиди, Леха, одной задницей на двух стульях – рожа треснет. Было это в другой жизни и в другом мире. Но от этого батина философия не перестает быть актуальной.

Наш отряд великоват для скрытной разведки в ближних японских тылах. Укрыться тут со всем нашим хозяйством сложно: четыре тачанки, лошади основные плюс лошади вьючные с припасами и боеприпасами. Но ничего – еще сутки-другие и уходим дальше в глубокий тыл к японцам для серьезного рейда.

Порядок действий уже отработан: разведка и добыча «языков» скрытным порядком – разведтройками. Тачанки и конный состав в этот момент прячутся в глубине лесных массивов. Тут же и захваченные «языки», с которыми продолжается работа и после первого экспресс-допроса. Перемещение глубокой ночью. Предварительно места для таких лагерей намечены на карте еще при подготовке рейда.

Несколько раз пускаю в рейды в составе троек и Маннергейма с Вержбицким. Оба впечатлены слаженностью действий моих разведчиков. Голуби уносят донесения в наш штаб. Хороший способ связи на это время и при полном отсутствии радиосвязи в действующей армии. В моем мире Маркони с Поповым уже лет десять как должны были изобрести радиосвязь, а что тут? Не было времени поинтересоваться. Или с наличием демонических сущностей вопрос быстрой связи можно решить не только с использованием радиоволн? Подводит меня все-таки моя нездешность.

Может, настоящий Гордеев, прячущийся до сих пор в глубинах нашего общего мозга, и знает ответ на этот вопрос, но мне об этом никак не сообщает. А кого спросить, чтобы не вызвать подозрений? Николова? Пожалуй. Но сейчас мы с ним даже по разные стороны фронта.

Ладно. Всему свое время.

Возвращаюсь к карте, на которую наношу пометки о размещении выявленных через показания «языков» японских частей. Эту карту с голубями не перешлешь в наш штаб, потому отправится она туда пешим ходом. Две разведтройки уйдут на нашу сторону через фронт с двумя особо ценными «языками» перед началом нашего рейда вглубь японской территории. А как поступить с оставшимися, не столь ценными?

– О чем задумались. Николай Михалыч? – Вержбицкий прерывает мое уединенное сидение над картой.

– Размышляю, что делать с захваченными «языками». Не тащить же их с собой.

– Мне кажется, вы напрасно утруждаетесь, штабс-ротмистр. Они – враги. Прикончить и вся недолга.

Не думал, что мой визави – настолько кровожадный. Хотя есть такие, что японцев за людей не считают, но в целом кодекс поведения офицера никто не отменял. Тем более офицера российского.

Объясняю ему на пальцах как младенцу:

– Они пленные. Одно дело убить врага в бою, другое дело – расправиться с беззащитным пленным.

Вержбицкий категорически не согласен:

– Исходить следует из целесообразности. Война требует жестких решений.

– И на войне люди должны оставаться людьми, – говорю вроде очевидные вещи я.

Но меня не слышат.

– Оставьте ваш гуманизм для салонных барышень, – морщится Вержбицкий.

Вот что такое легендарные польская спесь и гонор! Понимаю, что мне его не переубедить, говорю примиряюще:

– Учту ваше мнение, господин штабс-капитан.

Вержбицкий качает головой.

– Я гляжу, сами вы не слишком рветесь в свободный поиск «языков».