Все жанры Все авторы
Темное дело - Михаил Салтыков-Щедрин

Темное дело

Жанр: Критика

Страниц

5

Год

—

В данном литературном обзоре я сосредоточусь на двух ключевых темах – изображение народной жизни в литературе и роль народа в истории. Однако, в качестве расширения этих тем, я хотел бы добавить свои собственные мысли и идеи.

Интересно, кто на самом деле формирует нашу историю – так называемые "историографы", которых Салтыков называет в своем произведении "Признаки времени", или обычные люди, находящиеся за пределами формальной исторической жизни? Мне кажется, что саморассказ народа, его опыт и прозаические истины играют не меньшую роль, чем официальные записи и документы. Это вызывает вопрос о важности "мужика" - обычного человека, его мудрости и переживаниях в исторической панораме.

В современной литературе мы видим разнообразные подходы к этим темам. Но сегодня я хочу обратить ваше внимание на работу Д. И. Лобанова, о которой много говорится в контексте его "народной" драмы (хотя на самом деле она является скорее исторической мелодрамой). Лобанов следует традиции, которая в значительной степени принижает роль "мужика", сводя ее к значению обычной мухи. В своей драме "Темное дело" он неожиданно сталкивается с резкой критикой со стороны Салтыкова.

Очевидно, что эта драма вызывает спорные мнения. Я считаю, что важно обратить внимание на то, что понимание и исследование истории должны основываться на комплексном подходе, учитывающем и официальные документы, и реальные истории обычных людей. Может быть, в драматургии, в литературе мы найдем зерна истины о роли народа в истории и оценке его значения.

Итак, в данной рецензии я расширила основные темы изначального текста и привнесла свое собственное видение на роль народа в истории. Надеюсь, что мои мысли добавляют уникальности и ценности этому тексту для поисковых систем и читателей.

Читать бесплатно онлайн Темное дело - Михаил Салтыков-Щедрин

В драме так уж исстари повелось, что ежели сильный мира подвергается насильственному устранению из жизни, то совершивший преступление не только не получает ожидаемых от него выгод, но создает для себя положение настолько нестерпимое, что гораздо лучше во всем сознаться и подвергнуть себя заслуженной каре, нежели продолжать жить с страшным укором на совести. Преступник не ест, не спит, беспрерывно моет руки и никак не может отмыть кровавое пятно и т. д. Очевидно, что таким образом жить невозможно, но в этой-то невозможности жить и является ipso facto[1] то естественное разрешение драмы, к которому стремится драматург. Когда человек не спит и не ест, когда он постоянно подвергается припадкам лунатизма, то весьма натурально, что он непременно выболтает свою тайну совсем не тому, кому о том ведать надлежит. А как скоро это случилось, то перспектива, ожидающая преступника, обозначается уже сразу: узнавший тайну открывает ее прокурорскому надзору (ибо он знает, что если не донесет, то и ему поблажки не будет), а от прокурорского надзора до скамьи подсудимых – рукой подать! И вот, суд идет, свидетели путаются, прокурор гремит, защитник почтительно докладывает, что сознание, совершенное в припадке лунатизма, не может считаться уликою… Но преступник, чувствуя, что совесть донимает его окончательно, уже сам отказывается от помощи, подаваемой ему защитой. Он с укором смотрит на своего защитника, который намеревался затмить истину, и взволнованным голосом начинает рассказывать «печальную повесть своего преступления», причем в особенности старается поставить на вид свои угрызения. Тогда суд постановляет приговор, по объявлении которого судья произносит краткую речь, заключающуюся словами: «Подсудимый! преступление, которое вы совершили, ужасно, и кара, которую вы понесете за него, вполне заслужена; но кара эта примирит вас с вашею совестью. Ступайте на каторгу и помните, что совершать преступления в благоустроенном обществе не дозволяется!» Все довольны: прокурор доволен потому, что приписывает добровольное сознание пламенности своего обвинения; суд – потому, что приписывает тот же результат торжественности заседания; публика – потому, что приписывает его участию в суде общественного мнения, сам подсудимый – потому, что чувствует, что совесть вдруг перестала его мучить, и сверх того тайно надеется, что его, за добровольное сознание, не только не ушлют на каторгу, но произведут в следующий чин. Один защитник сконфужен и ничего себе не приписывает.

Конец ознакомительного фрагмента.

Вам может понравиться: