Бурчалов

Дрянной вечерок опустился плавным пологом пыльного тумана на улицы остывающего города. Ещё пару часов назад здесь заливалось выжигающей жарой солнце, раскаленным воздухом поднимаясь с земли извилистыми линиями, дрожащими и мутными. Изнуряющий июнь давал о себе знать с самых первых дней, пока люди с хлипкими головными уборами, обданные, как спасением, водой, что тут же выветривалась, бегали по горячим дорогам к маленьким коробочкам, – к домам, магазинам или офисам – где могли спокойно выдохнуть.

Гаджеты грелись в разгоряченных руках, натираясь липкостью пота и грязью, появляющейся больше из-за горячего ветра, что обдумывал и так краснеющие лица. Никакой тенёк уже не спасал, вынуждая забегать в охлажденные с трудом помещения, в которые с натугами вдували прохладу работающие днями и ночами кондиционеры. Радостные дети кружились под фонтанами, промокая до нитки, пока строгие взрослые вытирали влажными платками свои преющие лбы.

Быстрым шагом ретируясь по улицам в сторону угасающего солнца, грызущего сощуренные глаза, белокурый мужчина нервно сжимал дипломат в левой руке, пока пытался нажать выученный до автономии номер по неприятно испачканным клавишам, которые при попытке оттереться пальцем загрязнялись еще больше, смазываясь теплым потом. Он нервно набирал, звонил, злился на отклоненный вызов, набирал, звонил и вновь по привычному кругу. Его брови морщились, а подбородок неконтролируемо дрожал, потому что вот-вот из глаз намеревались податься солёные капли, неприятно контактируя с кожей колким жжением.

Бейдж с логотипом известной компании, именованный крупным шрифтом имени и фамилии – Александром Бурчаловым, – крутился на шее, шатаясь по разным сторонам шалостью ветра, пока владельцу, Саше, было отнюдь несмешно:

– Дмитрий Сергеевич, возьмите трубку, пожалуйста…

Мужчина жалостливо скитался по улицам, обреченный на хандру и печаль, несмотря на всех проезжающих и проходящих мимо, которым было так интересно посмотреть вслед колеблющемуся человеку, столь охваченному собственным разочарованием. Он даже не реагировал со злостью и раздражением на тех, кто кидал на него смешливые взгляды, хотя его строгий костюм, обмоченный пятнами пота, действительно уже не выглядел так презентабельно, как утром, и вызывал лишь улыбку. Увидел бы он себя сейчас сам со стороны – застыдился и сам пустил бы в ход пару улыбок и смешинок, но молчащий телефон в руке портил предзнаменование даже тех крохотных эмоций, которым он так редко давал волю.

Вчерашний отчёт поспешно был отклонён начальством, как и вся его работа в целом. Забывчивость и трудоголизм давно выбивали его из колеи, совсем не в удачную сторону, а самую ужасную, так как руководитель давно грозился уволить его за плохие результаты и неважный вид, неподходящий к глобальной корпорации, славящейся самыми важными и прекрасными результатами. И даже сумбурно взятые выходные не помогали, а закапывали всё глубже в землю, так как он вовсе не умел отдыхать, лишь упиваясь горем в компании очередного спиртного. Можно сказать, что всё было предрешено, и внезапное увольнение его не удивило, лишь заставило понять, что он дошёл до крайней точки своего бичевания. И Дмитрий Сергеевич, часто закрывающий глаза на всё это, заливая свои последний надежды той крошечной подпиткой – его успешной работой ранее, – которая и так иссыхала в последнее время, не смог продолжать своё святость и некое благородство в укрытии ненужного, но преданного работника.