На живую нитку

ВЛАДИМИР САЛИМОН

Н А Ж И В У Ю Н И Т К У

НА СЕРДЦЕ РУКУ ПОЛОЖА

Начало осени. День знаний.

Возможно, я бы не узнал,

как много у стакана граней,

когда б их не пересчитал.

Мне открывались тайны мира,

дотоле скрытые от глаз.

Я слышал, как труба и лира

зовут на штурм последний нас.

Труба поет, а лира плачет.

Чтобы себя не выдавать,

поэт лицо в подушку прячет,

ничком упавши на кровать.

***

Небо затянет с утра облаками,

но не испортят тебе настроенье

дети, ловящие раков руками

без раздраженья и без омерзенья,

что бороздят полусонные волны,

на берегу разложивши одежку,

будто бы ищут в земле корнеплоды,

перебирают морковь и картошку.

Черные раки, как скользкие клубни,

в руки детишкам легко не даются.

Ровно в двенадцать часов пополудни

звуки трубы вдалеке раздаются.

***

Погода обещает быть дурной –

дождливой и холодной повсеместно.

Метеоролог записной

с телеэкрана врет об этом честно.

А я в смущеньи отвожу глаза.

Не потому, что за него мне стыдно.

А потому, что ясны небеса

и нет тому препятствий очевидно.

В такие дни нисходит благодать

на землю, и серьезных оснований

нет у меня на веру принимать

потоки домыслов и предсказаний.

***

Рассвет изобличает нас во лжи.

Поскольку мы не слишком сладострастны,

поскольку мы не слишком хороши,

для милых дам мы больше не опасны.

Собой я любоваться не привык

за туалетом утренним,

признаться,

мне не особо нравится старик,

в которого я начал превращаться.

Процесс бритья отчасти есть процесс

проникновенья в тайны мирозданья,

как будто бы, минуя темный лес,

выходишь на просторы подсознанья.

Казалось бы, я вышел на простор,

безбрежные вокруг открылись дали,

но что-то все же мой смущает взор –

вид общий и отдельные детали.

***

Велик в усадьбе барской урожай.

Количество в саду созревших яблок

уже перевалило через край.

Уже деревья повалились набок.

Петух, забредший с птичьего двора,

свой взгляд недобрый в спелый плод вперяет,

и вот уже в боку плода дыра

чуть ниже ватерлинии зияет.

***

С начала засухи проходит двадцать дней,

и воздух в поле делается черен,

как человек лицом,

или еще черней,

как будто камень из каменоломен.

Непререкаем, как халдейский обелиск,

с начертанным на нем посланьем строгим,

которого забыт давно язык, и риск

велик

остаться непонятным многим.

***

Природа в пору увяданья

благоволила нынче нам,

и доставало всем желанья

присматриваться к мелочам.

По местности пересеченной

текла река, а на реке

мальчишки в лодке плоскодонной

качались, словно в гамаке.

И было им ничуть не страшно,

а жутко весело, когда

лодчонки маленькой отважно

раскачиваются борта.

***

В дубовой роще желудевый стук,

как стук камней, течением влекомых,

где брызги над ручьем взмывают вдруг,

как будто рой крылатых насекомых.

Мне показалось, что скрипит песок

у спутницы моей под каблуками,

но это рыжий крошечный зверек

дыру проделал в желуде зубами.

***

При увеличеньи многократном,

как в траве усатого жука,

вдруг увидел в поле необъятном

пашущего землю мужика.

Многое с холма вершины видно,

прежде незнакомые места:

речку, что в кустах петляет скрытно,

глубока, студена и чиста.

На себя невольно примеряя

Божий мир, хоть это нелегко,

будто это шуба меховая,

я клонюсь под тяжестью его.

***

Мгла сокрыла облик внешний,

но осталось неизменной

суть того во тьме кромешной,

что является Вселенной.

Так как звезды и планеты

не имеют отношенья

к сути,

это лишь – предметы,

горней выси украшенья.