Неиссякаемая любовь

Продюсер проекта Елена Наливина

© Нина Рябова, 2024

© Интернациональный Союз писателей, 2024

С возрастом память человека слабеет. Забываются недавние события, знакомства, чьи-то слова.

Но есть у памяти особое свойство: сохранять прошлое. И ты погружаешься в далёкое время, вспоминаешь лица, речь, забытые события вдруг оказываются такими яркими. А если ты ещё и пишешь, хочется доверить читателю свои воспоминания.

Моей мамы нет уже пятнадцать лет (её не стало на девяносто четвёртом году жизни).

Память у неё была отличная. Она помнила родителей, их тяжёлую жизнь.

Сестра её Фаина жила рядом; собираясь вместе, они всегда говорили: «А помнишь?..»

Чаще вспоминали отца Африкана. И с детства я знала: мой дедушка был очень добрым, сильным и смелым, любил реку Кубену, трудился сплавщиком. Мама поправляла: «Плотогоном. Лучшим плотогоном. Сплавляли лес от истоков Кубены до устья, что в Усть-Кубинском районе, до Высоковской Запани. Вначале молевой сплав, сами рубили лес, соединяли в плоты. Он знал много секретов, как сплотить лес, как сохранить всё до брёвнышка, не упустить в Кубенское озеро».

Сёстры вспоминали, как трудно жили: земли не было, семья большая, двое детей от первого брака, шестеро – от второго. Все они были очень дружны, помогали друг другу.

Старший брат увозил мою маму в Москву, устраивал на работу. Старшая сестра Катя забирала меня в голодный год, спасала от болезни. Когда маму назначили лечить лошадь на районной ветеринарной станции, Катя была рядом, варила лекарство, помогала обрабатывать высокого коня. По осени брала отпуск (работала в воинской части), ходила на болото и обеспечивала сестёр клюквой. В ту пору в колхозе не разрешали во время уборки урожая уходить за ягодами, да и обуви не было.

В детстве маму отдавали в няньки. «Такой битюк[1]был мальчишка, пересадить через тын не могла. Так и играла с ним рядом с домом, на песке. Отводок[2] хозяйка запирала, боялась воров. Молоко, которое оставляла, измеряла лучинкой, потом кричала, что ребёнок не мог столько выпить, била меня. Приплыл отец, узнал всё это и больше меня в няньки не отпускали».

На стене в нашем доме висела рамочка, под стеклом – фотографии дорогих родственников. А вот карточки Африкана не было.

Леонид был такой же, как отец, и лицом, и характером, и даже ростом. Отец несправедливости не любил, смотрел строго, два раза не повторял. Мамку очень жалел…

И вот я в ГАВО (Государственный архив Вологодской области).

– Всё не найдёте. Видимо, спешили забрать документы из Кадниковского монастыря, что-то утрачено, – предупредила сотрудница архива. – Но если что-то знаете от родственников, это уже хорошо.

А знала я многое. И то, что Африкан был подпаском, работал у зажиточных крестьян, и что голодал и всё пытался разобраться, за что ему выпала такая участь.

Меня вдохновляло, что его знали старые люди в деревне Попчихе, в Усть-Реке, Сямже, знали как хорошего человека, трудолюбивого и честного.

Когда приходили школьники, просили, чтобы мама рассказала о прежней жизни, она пела колыбельную: