Ожерелье, которое ты никогда не захочешь примерить

Рассказ составителя о покупке, а также описание ожерелья, которое никогда не захочется примерить

Вначале небольшое пояснение, чтобы в дальнейшем у вас не появлялось путаницы. Эту небольшую вступительную часть пишет не автор (авторы) основного произведения, а именно ваш покорный слуга – составитель. В чём же будет разница между этими терминами, вы достаточно скоро поймёте и сами, просто прошу не путать и не терять из виду эти родственные, но не тождественные в данном случае между собой понятия.

***

Я – нынешний и теперь уже, видимо, последний владелец этого, на первый взгляд, неприглядного предмета гардероба – даже сам толком не представляю до сих пор, почему он называется настолько странно. Об этом мне поведал старьёвщик во время продажи лет сорок тому назад, как о нечто само собой разумеющемся. Сейчас-то он уже давно покоится в земле и черви с удовольствием и полностью изъели его немощную плоть. Скажу так… в то время я даже не мог предположить, что это приобретение так сильно повлияет на всё моё последующее существование – иначе бы я сразу отказался от столь странной и теперь уже понятно, что безумной покупки. Тем утром старьёвщик нарочито громко проходил мимо моего дома и, кряхтя, зазывал посмотреть на его «интригующий» – как он сам его называл – товар. Уложен хлам обычно был в тележку, которую старик с усилием толкал перед собой. До сих пор помню, что эта самая тележка была сильно похожа на самого старьёвщика – такая же дряхлая, бессмысленная и скрипучая.

В какой-то степени для меня в то далёкое время это был своеобразный утренний ритуал – нечто, что отличало обычные дни от интересных. Если я видел в окно эту старую сгорбленную фигуру, значит, меня точно ожидало небольшое, но уже приключение. Увидев потенциального клиента, старьёвщик вмиг останавливался, на секунду переводил дух и начинал свою тяжкую – как он сам не раз её называл – работу. Скромно и, в какой-то степени даже заговорчески улыбаясь, он манерно скидывал с тележки покрывало и обводил руками вещи. Их осмотр для меня был сродни употреблению алкоголя для некоторых ведомых, – так сильно процесс занимал всё моё естество. Я не мог видеть ничего больше, не мог думать ни о чём другом, лишь с увлечением перебирал и перебирал бессмысленные древности. Рассказы старьёвщика, которые ему самому, по-видимому, доставляли неописуемое удовольствие, в основном составляли перечисление нелепых, отталкивающих, а иногда отвратительных и ужасных фактов из собственной жизни вперемешку с безумными слухами окружающих земель. В большинстве случаев его товар совершенно ничего не стоил и не представлял из себя – лишь какие-то полуразвалившиеся, забытые Богом и всеми людьми механизмы. Вещички были просто остатками, остовами былой эпохи, о которой сегодня разве можно узнать из чёрно-белых фильмов или книг с причудливыми картинками. Возможно, именно поэтому старьёвщик интересовал меня так сильно – словно проводник, он выступал связующим мостиком с теми давними временами. А ведь никакого будущего у меня уже не могло быть в силу определённых причин, которые мы оставим за скобками, поэтому и оставалось лишь предаваться и восторгаться былыми днями, когда меня, словно древней проказы, ещё не существовало на этом свете.