Втроем с ментами: Отомстить изменщику

Меня толкают животом на узкий столик, почти разделяющий подсобку надвое. Гладкая поверхность холодит болезненно торчащие соски, и я взвизгиваю, когда сильные руки разводят в стороны мои половинки.

– Давай, смелая девочка, открывай рот, – слышу я сверху хриплый голос, от которого жар прокатывается по всему телу.

Я послушно облизываю губы, распахиваю рот, глядя вверх на мужчину в форме. Второй кладет ладонь мне на горло, чуть сдавливает и тянет за волосы, подставляя мой ротик своему другу. Тот не медлит, сразу толкается глубоко в мое горло, распирает его, растягивает, и это еще больше чувствуется из-за руки, лежащей на моей шее.

– Ух, сука… – выдыхает на стоне он.

Мне кажется, я задыхаюсь, скребу наманикюренными ноготками по поверхности, когда чувствую, как горячий язык проходится по моим текущим складочкам. Мой скованный чужой плотью стон вибрирует где-то в груди, скручивая низ живота почти выстрелившей пружиной…

***

– Горько! Горько! Горько! – орут опостылевшие пьяные родственники со всех сторон.

Я беспомощно оглядываюсь по сторонам. Ну и где Вадим? Я понимаю, что он устал от этой свистопляски, но разве можно меня оставить один на один со всеми ними? Я тоже уже еле на ногах держусь, а бешеный тамада все не успокаивается, достал невозможно!

– Горько! Горько! Горь… – осекается тот самый тамада. – А где жених? Украли жениха!

– Поссать пошел! – пьяно ржет кто-то.

– Или дружку трахать! – зыркаю зло на ненормального братца моего уже мужа. Ну что несет, придурок? Нормально такое орать на свадьбе вообще?

Поднимаюсь из-за стола, стараясь расточать милые улыбки во все стороны.

– Я сейчас, – говорю я кому-то и выхожу из шумного зала в холл. Надо умыться. Всегда предполагала, что свадьба – это нечто, но чтоб настолько…

Иду в туалет, открываю дверь и первое, что вижу, на краю раковины початую бутылку шампанского. Вот свиньи. Бухают везде, где можно, и хоть бы убрали за собой.

Закрываю за собой дверь и остаюсь один на один с успокаивающей музыкой и… характерными звуками. Шлепки раздаются на весь туалет, такие громкие, что даже заглушают звуки музыки. Ничего себе. Хоть бы закрылись.

Я уже собираюсь вернуться и потыкнуться в мужской туалет, может, хоть там повезет умыться, когда слышу отчетливый голос своего мужа:

– Какая жаркая сучка, – на стоне выдыхает он. – Давай еще, давай! Да!

Да?! Я резко разворачиваюсь и иду на голос. Они в самой дальней кабинке. Мой новоиспеченный муж стоит спиной ко мне, а моя дружка перед ним, упершись ладонями в сливной бачок.

– Вадик, ты такой… Ах… – пошло и фальшиво вторит ему моя подруга, но он так двигает бедрами, насаживая ее, что, вполне возможно, и ах.

Какое-то время я просто в ступоре смотрю на это, пытаясь сложить в своей голове нескладываемый пазл, а потом шумно вздыхаю.

Вадик поворачивается сразу, меняется в лице, пятится, выскальзывая из Кати, потрясая своим стоящим колом членом.

– Кирочка, это не то, что ты… – начинает он, но я на автомате перехватываю ту самую бутылку и обрушиваю ее ему на голову.

Его глаза съезжаются к переносице, и он медленно оседает на пол вполне синхронно со своим оседающим членом.

– А-а-а! – визжит Катя, не забывая одернуть юбку вниз. – Убила! Убила!

Бутылка падает из ослабевших пальцев, и все остальное будто в тумане. Как Катя просачивается мимо меня и убегает, громко вереща, как прибегают родственники, орут на меня, оттаскивают, сажают в какой-то небольшой комнате на неудобный стул, как потом приходит его брат и говорит, что благоверный жив и почти здоров, и уже мчит к полному выздоровлению на скорой, и что со мной хочет поговорить полиция.