Орихалк, сверкающий во тьме

Дыхание Эфира ощущается повсюду.

В илектроновом гудении в стенах. В микродвижениях молекул воздуха. От него не скрыться даже на пороге капитанского мостика. Заходя на него, механик Трайковский ощущает обшивку судна и даже самого себя тонкими и непрочными, словно влажная бумага. Готовыми распасться в единый миг, стоит тёплым волнам простазо-поля прекратить омывать их. Сейчас такой страх был, возможно, иррациональным, потому Трайковский держится по мере своих возможностей спокойно и даже несколько отстранённо.

Мостик, пожалуй, всегда является самым красивым местом на корабле. Потолок здесь высокий, не закрытый плотным сплетением труб и проводов, как подавляющее большинство коридоров. Мостик не пустует. На нём весь небольшой командный состав. На лодьях вроде этой, как правило, персонал не слишком большой. Однако на любом корабле Господства Людей присутствует два капитана. Наукой в основном заправляет капитан Ристович. Не будь он видным и умным метафизиком, способным оставлять своё мнение при себе, когда нужно, его давно осудили бы за безбожную ересь. Второй капитан лодьи был бы этому даже рад, возможно. Офицеры вроде стоящего рядом с Ристовичем майора Полякова в обязательно закрепляются за кораблём, отправляющемуся исследовать лакуны Эфира. В конце концов, за его пределами идёт вечная охота на всевозможные познания об этой ужасной и удивительной материей. И охотников, готовых в случае нужды атаковать даже лодью Господства, всегда в избытке.

– Докладывайте, – коротко говорит Ристович.

– Ядро Катаскевастис стабильно, – механик начинает с главного, – илектроновые геннитрии работают в штатном режиме, запасы хальколивана исчерпаны лишь на треть, повреждений обшивки судна не обнаружено. Мы готовы покинуть Эфир немедленно, ваше высокоблагородие.

– Превосходно. Хомолка! Переложить лодью на курс к ближайшему выходу из Эфира. Благодарю всех за службу.

Эксперименты последних шести месяцев по календарю Отчизны без сомнения обогатили библиотеку познаний об Эфире. Механик мало понимает в метафизических премудростях, но даже у него захватывает дух от слов «преобразование хальколивана» и «илектроновая оболочка корпускул». Но приходит пора возвращаться домой. Лёгкое покачивание говорит Трайковскому, что лодья успешно развернулась.

Механик собирается покинуть мостик и вернуться в свой отсек. Благородным господам нечего лишний раз смотреть на корабельную обслугу. Но внезапные слова пилота Хомолки заставляют его замереть на месте.

– В-Ваше высокоблагородие! – говорит Хомолка, качая головой. – Верховный арифмометр засёк прямо по курсу судна неопознанный объект. Вполне возможно – рукотворный. Что прикажет Ваша милость делать с ним?

– Вывести изображение на мониторы! – приказывает капитан Ристович пилоту.

Хомолка на своей панели прожимает пару клавиш и проворачивает нужные рубильники. Полусферические мониторы, делящие стены с образами всесвятых покорителей Космоса, начинают светиться холодным белым светом. В силу чисто физических причин ни одно передающее устройство просто не в состоянии передать цветовой облик Эфира, для этого ему надобны способности человеческого глаза. Однако сейчас это и не требуется.

Перед обитателями мостика предстаёт слабо поблёскивающее пронзительно тёмное скопление металла. По форме оно чем-то напоминает стандартный струг Господства, но с широким «ушком» у кормы. И в отличие от стругов, его крестообразная форма смотрится совсем негармонично, непропорционально. Механик со своей профессиональной колокольни отмечает расположенные по всей окружности «ушка» сопла – возможно волновые излучатели для экспериментов. Они ещё более-менее сохраняют свой нормальный вид. Но в целом объект явно уже не является самим собой. Любой предмет, оказавшись внутри Эфира, подвергается искажающему саму материю воздействию ката-разложения. Всё, что находится внутри, в Эфире оказывается снаружи. Объёмные объекты приобретают до ужаса гротескные, неподдающиеся пониманию простого механика формы. Чёрные пустые пятна, угловатые остовы, неестественно зависшие на месте иглоподобные обломки – все признаки ката-разложения налицо.