– Открой дверь, Джонни! – Я дёргаю за ручку и начинаю колотить кулаком. Звонок у нас давно не работает.
– Пошла в задницу, маленькая обезьяна. – Отвечает отчим.
– Открывай чёртову дверь, Джонни Морган! – Не сдаюсь я.
– Отвали, кретинка.
– Это дочка твоей бывшей? – Раздаётся из-за двери писклявый женский голос, и я приникаю ухом к облезлой обшивке.
– Да, детка, забудь, не отвлекайся.
Я наклоняюсь и кричу в замочную скважину:
– Ты говнюк, Морган! Ты приволок бабу в дом моей матери!
Отчим не отвечает и делает телевизор погромче. Мне ничего не остаётся, как пинать дверь ногами.
Из квартиры напротив выходит соседка с вопящим младенцем на руках. Если бы меня трясли, как этого сопляка, у меня бы кишки выскочили через рот.
– Вы заткнётесь, наконец? Чёртов гадюшник с чёртовыми соседями! – Рявкает она и хлопает дверью быстрее, чем я успеваю ответить.
Тащусь по длинному коридору в самый конец и звоню в квартиру Энди. Он приоткрывает дверь на узкую щель и вопросительно смотрит на меня.
– Привет, придурок, у тебя осталась краска?
– Три бакса. – Кивает он.
– Чего? А если я сейчас скажу твоей матери, что ты стоял на стрёме у Рика Креветки? Она тебе задницу надерёт – будь здоров, Энди. Сказать? Миссис О’Хара… – Привстав на цыпочки, бросаю я вглубь квартиры.
– Заткнись, Нэнси! – Испуганно шепчет он и через минуту протягивает в приоткрытую дверь заляпанный баллончик с краской.
– Вот, осталось чуть меньше половины, и только зелёная.
– Да мне насрать. – Пожимаю я плечами и возвращаюсь к своей квартире.
Для очистки совести опять стучу в дверь. Отчим выкрикивает, чтобы я отправлялась, откуда пришла и вообще свалила. Ну, сам виноват. Встряхиваю баллончик и, высунув язык от усердия, вывожу наискосок надпись: «Джон Морган – говнюк». Краски хватило ещё на три восклицательных знака.
Полюбовавшись надписью, спускаюсь на улицу. Уже стемнело и свет падает только от последнего неразбитого фонаря и из нескольких окон, где не опустили жалюзи. Я отступаю на дорогу и, сложив ладони рупором, кричу, задрав голову:
– Морган, открой! Я не собираюсь ночевать на улице!
Отчим не отвечает, зато высовывается старуха Льюис и верещит, чтобы все заткнулись, иначе она позвонит в полицию. Я успеваю отпрыгнуть в сторону, и выплеснутая вода попадает мне только на носки кроссовок. Компания парней возле дома начинает гоготать.
– Эй, крошка Дойл, – кривляется Винс, – что, опять ночевать негде? Когда отрастишь сиськи, можешь спать у меня.
– Сначала сам отрасти кое-что между ног. – Огрызаюсь я.
– Ах ты, писюха! – Винс пучит глаза и двигается ко мне. Его дружки корчатся от хохота, а я несусь вдоль улицы и шмыгаю в арку. Там ужасно воняет мочой. Привалившись к стене, спит старик Боно. Обхожу мусор и лужи и оказываюсь на параллельной улице. Я не знаю, что делать дальше и тупо тащусь ближе к центру.
Конечно, я поступаю, как идиотка. Мне надо искать ночлег, а я топаю по шикарным улицам, пока не утыкаюсь в ИнтерКонтиненталь на авеню Норт- Мичиган. Он такой огромный, и вокруг движуха, несмотря на поздний час и отвратную погоду. Стою и рассматриваю красивые машины, нарядных людей и всё такое. Ты точно дура, Нэнси Дойл, десять баксов, что никто из довольных жизнью мужчин и женщин даже не замечает подростка в неоново-зелёных лосинах и потрёпанной джинсовке.
