Предупреждение баньши

Эта история произошла за много лет до того, как появился хлороформ. В старом просторном доме на Джеррард-стрит жил умный ирландец по имени Хартфорд О’Доннелл.

Он был доктором, много трудился и в итоге получил право указывать после своего имени членство в Королевской коллегии хирургов Англии. Опытные врачи больницы Гая, где он работал, считали его одним из самых многообещающих специалистов.

Как я уже сказала, в те дни хлороформ не был известен, поэтому читатели поймут, что у Хартфорда О’Доннелла, многообещающего, успешного хирурга, было куда больше удивительных качеств, чем у его коллег в наши дни.

О’Доннелла отличали не только ловкие руки и обширные знания, без которых людей не спасти от болезней, но и великое мужество, куда большее, чем требуется врачу теперь. В те дни, как и сегодня, он должен был в совершенстве владеть инструментами, иметь острый глаз, твердую руку и отличную сноровку. Однако помимо этого хирург готов был работать в чрезвычайных ситуациях, умел справляться с трудностями и сохранял уверенность в непредвиденных случаях. Его сердце никогда не ускоряло бег, а ясный ум не подводил.

Если я и воздерживаюсь от упоминания о выдержке и храбрости, то только чтобы не идти вразрез с общим мнением, которое, среди прочих иллюзий, цепляется за идею, будто выдержка и храбрость противоположны друг другу.

Хартфорд О’Доннелл, тем не менее, был тверд как сталь. Он знал свою работу и выполнял ее добросовестно. Натянутые нервы, дрожащие мышцы, крики в агонии, лица, бледные от боли и зубы, сжатые от невыносимой муки волновали его не больше, чем каменные лики мертвецов в прозекторской, наводившие ужас на более молодых и неопытных коллег.

Он не переживал за пациента и не сострадал ему. Для него человеческое тело было лишь искусным механизмом, изучать который интересно и полезно. О’Доннелл любил человека, которого удачно прооперировал (особенно если его недуг был редким и тяжелым), также как Брюнель любил туннель под Темзой или другое уникальное сооружение. Поэтому Хартфорд очень нравился тем, кто оказывался в его руках. Пациенты склонны путать интерес к их случаю, с интересом к ним самим. Штукатур Джон Дик и разнорабочий Тимоти Реган оказались счастливыми носителями необычных болезней, благодаря чему между ними и красивым ирландцем возникла душевная привязанность.

Если О’Доннелл и был жестким и хладнокровным, разрезая человеческую плоть, об этом полностью забывали или же считали его холодность добродетелью. Когда пациенты, похожие на солдат, прошедших через несколько военных кампаний, выписывались из больницы и встречали его на улице, перспективный врач обращался с ними так, будто вовсе не считал себя важным человеком.

У этого чужака в чужой стране была великолепная память на лица и истории болезней. И, как все ирландцы, он не считал ниже своего достоинства тепло разговаривать с представителями рабочего класса.

В Лондоне, как и в Калгиллане, он не упускал случая сказать добрые или приятные слова. Его сердце было жестким, но манеры обходительными. Пациенты, привратники, медсестры и студенты всегда были рады видеть Хартфорда О’Доннелла, излучавшего дружелюбие и счастье независимо от того, шел ли дождь, град или светило солнце.

Улица могла быть покрыта грязью, а на Лондон опуститься туман, густой, как гороховый суп – О’Доннелл никогда не выходил из себя, не бормотал угрюмый ответ на приветствие привратника, но говорил беспечно и весело с учениками и пациентами, с больными и здоровыми, с теми, кто стоял выше или ниже его по положению.