Там, где нас. Непутёвые-путевые очерки

Я богобоязнен и люблю любить ближнего.

Но что делать, когда он спит?

Он – это жена. Спит, прислонив голову к иллюминатору, без малого уже три часа.

Она спит, а я – хоть убей!

Рейс Тель-Авив – Лос-Анджелес. Пятнадцать часов лёту. Замкнутое пространство. Верх каменеет, низ немеет.

– Спишь? – толкаю жену локтем.

Она кривится.

– Ну ладно, спи.

Отворачиваюсь к соседке – та посапывает, зарывшись в плед.

– Чего хотел? – вдруг доносится до меня недовольный голос супруги.

– Да так, ничего. Если спишь, спи.

– Но что ты хотел?

– Думал, ты не спишь! – поворачиваюсь к жене, невольно задевая соседку.

– Вы хотите выйти? – бормочет та.

– Ты хочешь выйти? – пасую я вопрос жене.

– Нет, я хочу спать!

– Спасибо, мы не хотим.

– Зачем тогда будили? – недовольно бурчит женщина, глубже зарываясь в плед.

– Слушай, а может, всё же сходим разомнёмся? – говорю жене.

– Да иди куда хочешь, – заваливается она на иллюминатор.

– Извините, – вновь поворачиваюсь я к соседке, – но моя жена хочет выйти.

Женщина, раздувая щёки, улиткой ползёт из пледа.

– Слышь, – толкаю благоверную, – эта встаёт, идём уже!

– Кто встаёт?! Куда?

– Да ненормальная эта – настаивает, чтоб мы вышли.

И вот мы напротив туалета. В узеньком перешейке, отделяющем первый класс от экономкласса.

Казалось бы, лёгкая серенькая занавеска, а какая пропасть. По ту сторону дрыхнут упившиеся шампанским богатеи. По эту – плотно упакованные – мы, втоптавшие пиво с омлетом.

– Что не так с этим штурманом? – сокрушённо качаю я головой.

Жена зевает.

– Ты, вообще, видела наш маршрут? Руки б ему за такое оторвать.

– А что не так-то? – давится она вторым зевком.

– Что-что… Да он, кажется, решил нас покатать, вот что! Видишь, – тычу я в экран. – Вот это Ледовитый океан. Если он хочет показать нам белых медведей, то лично я видел их в гробу. Ради этого делать такой крюк?..

Жена зевает в третий раз.

– Ему видне-е…

– Где «виднее»? Кому? Ты же спала, а я следил… Сперва мы летели в Турцию, потом в Одессу, оттуда в Минск, чтоб теперь через Питер, Хельсинки и всю эту Балтику – прямиком в Ледовитый океан… Не знаю, либо его фамилия Чкалов, либо мы спасаем челюскинцев, либо этот самолёт всё время угоняют, причём разные люди.

– Ты уже размялся? – прерывает мои рассуждения вновь зевающая жена. – Поскольку лично я иду спать.

– Подожди!

Пытаюсь ухватить её за локоть, но она выскальзывает и прямиком направляется к сонно клюющей соседке.

Я же на место не тороплюсь. Жду, когда все снова уснут.

Вообще-то я люблю ближних. Но в любви они как минимум должны бодрствовать.

«Одиннадцать часов, полёт нормальный».

Да нет, какой там! Без дозаправки, без покурить, без протянуть ноги. Хотя последнее как раз запросто…

От нервов и густого аромата слежавшихся тел в два счёта можно запустить себе какой-нибудь тромб или лопнуть аневризму.

Оглядываю пассажиров. Лица словно расплавленные сыры: жёлтые, скользкие, растекаются. Все необычайно раздуты: набрякшие пальцы, распухшие ноги…

Индивидуальность стирается к пятому часу, далее наступает время коллективизма. Все как дома: в носках, в майках, почёсываются, вызывающе зевают, где-то ковыряются, что-то выколупывают. Одним словом, семья.