Аустерлицкая воронка

Боль пронзила голову так внезапно, что лейтенант Игорь Соколов не сразу понял, где находится. Память возвращалась медленно и болезненно, словно сквозь толщу воды. Последнее, что он помнил – это ослепительную вспышку взрыва и ревущее пламя на окраине города Н. Теперь же вокруг расстилалась совершенно другая картина.

Туманное небо XIX века встретило его странным сочетанием звуков: грохот старинной артиллерии перемежался с криками всадников и треском мушкетных выстрелов. Земля под руками была покрыта не современной бетонной пылью, а мягкой, усеянной опавшими листьями почвой. В воздухе стоял запах пороха, но не того, к которому привык Игорь за годы службы, а более древнего, медного.

Попытка встать закончилась новой вспышкой боли в висках. Лейтенант осторожно ощупал свою голову – там, где должен был быть современный шлем, обнаружилась треуголка, украшенная золотым галуном. Руки дрожали, когда он разглядывал форму, которую теперь носил: темно-зеленый мундир с серебряными погонами, высокие сапоги, эполеты – все указывало на офицера Российской императорской армии начала XIX века.

В нескольких десятках метров от него группа раненых солдат, облаченных в похожую форму, пыталась организовать оборону против продвигающихся французских егерей. Яркие красные мундиры противника контрастировали с осенней природой поля боя. Но самое странное было впереди.

Когда один из русских офицеров подбежал к нему, чтобы оценить состояние, произошло нечто невероятное. "Граф Болконский! Слава Богу, вы живы!" – воскликнул незнакомец, помогая Игорю подняться. Граф? Болконский? Это были имена из романа Толстого "Война и мир", но никак не его собственная биография.

В кармане мундира действительно обнаружился кошелек с документами на имя графа Андрея Болконского, героя Аустерлицкого сражения 1805 года. Вместе с бумагами нашелся странный медальон, сделанный из металла, который Игорь не мог определить. На одной стороне была выгравирована царская корона, а на другой – древние руны, светившиеся мягким синим светом даже в ярком свете дня.

Первая мысль о сумасшествии быстро сменилась более тревожным предположением – он действительно оказался в прошлом, причем не просто в качестве наблюдателя, а заняв чье-то место. Каждый шаг давался с трудом, каждый звук казался чужим и одновременно знакомым. Воздух был наполнен запахами, которые невозможно забыть: конским потом, железом и кровью.

Офицеры, собравшиеся вокруг, вели себя так, будто перед ними действительно их командир. Никто не удивился, когда Соколов начал отдавать приказы, основанные на знании истории. "Французы будут атаковать правый фланг через двадцать минут," – произнес он автоматически, удивляясь своей уверенности. Солдаты послушно начали перестраивать оборону.

Но ночью, когда сражение утихло, и лагерь погрузился в относительную тишину, истинная природа происходящего начала проявляться во всей своей жуткой сложности. В палатке, куда Игорь вернулся после долгого дня, его посетили первые видения. Они начались с простых образов: страницы книг, полки с томами, древние карты. Затем появились тени – длинные, извивающиеся существа, которые наблюдали за ним из углов помещения.

"Вы не первый," – прозвучал голос, эхом разносившийся по палатке. "И не последний. Многие пытались изменить течение реки времени, но никто не смог справиться с ее истинным течением."