Леди Ева. Леди и настойчивый поклонник

Я с превеликим трудом переносила все балы до единого, если это не были, разумеется, балы-маскарады, где можно без страха дать, наконец, волю своей натуре. Поэтому бал у Греев заранее признала первостатейной пыткой, которую придется перенести подобно святым мученикам – с терпением и смирением ради сестры, которая обожала такие развлечения все без исключения. Однако для меня, собственно говоря, все публичные сборища являлись форменной пыткой, хотя бы потому что перед тем, как появиться в приличном обществе, предстояло обсыпать себя с ног до головы пудрой.
В последние недели мне довелось слишком часто бывать на открытом воздухе, так что в итоге моя и без того не самая светлая кожа, унаследованная от цыганских предков, стала темной как никогда и, кажется, светилась оливковой смуглостью даже через толстый слой белил и пудры.
Эмма вздыхала и без устали твердила, что без всех этих косметических ухищрений я выгляжу куда привлекательней. Младшая нисколько не кривила душой, искусственная бледность придавала мне болезненный и отталкивающий вид, но леди Еве куда важней было оставаться белокожей, а не красивой. Женщины высшего света попросту не могут загореть под лучами солнца, потому как крайне редко – считай никогда! – оказываются на улице без защиты хотя бы шляпки. Кожа благородных дам от рождения до самой смерти остается цвета слоновой кости или молока. Леди Ева не могла быть и в малой степени настолько черна лицом как шувани Чергэн.
Как жаль, что обе эти молодые особы обитают в одном теле.
Однако не только искусственная белизна кожи делала меня дурнушкой. Ко всему прочему предстояло надеть что-то бледненькое и скромненькое, а подобные наряды обычно никогда меня не украшали, так что можно было только махнуть рукой на искусственную белизну кожи. Мне к лицу были яркие и темные цвета, которые оттеняли карие глаза… но светские условности не давали ни единого шанса надеть что-то подобное до вступления в брак.
Юные незамужние девушки могли появляться лишь в одежде нежных пастельных оттенков, и даже яркие и крупные драгоценности оставались под строжайшим запретом, о чем я не уставала жалеть. Цыганская кровь таила в себе тягу к ярким краскам и блестящим драгоценностям. Однако эту сторону своей натуры приходилось держать под замком в высшем свете – леди Ева Дарроу блюдет все до единого правила, даже если они ей не по душе. Ко всему прочему затягиваться в платья, что подходили благородной леди, все еще было чертовски неудобно – рана от пули временами давала о себе знать, и как бы слабо ни затягивала горничная тесемку, корсет все равно давил. Вроде бы все зажило, однако временами в том самом месте еще тянуло и ныло.
Кстати о пуле…
Де Ла Серта в последнее время заглядывали к нам чаще обычного, как мне показалось, причем каждый раз не успокаивались, пока не получали в полное владение разом всех троих отпрысков лорда Дарроу. С чего вдруг скучной чопорной леди Еве оказывали такое явно незаслуженное внимание, оставалось неразрешимой загадкой и для меня, и для Эдварда, и для Эммы… и вроде бы даже для Теодоро. По крайней мере, каждый раз, когда его брат всеми правдами и неправдами заставлял меня не исчезать при появлении гостей, Теодоро только недоуменно хмурился, пытаясь осознать, чего ради Мануэль так пытает себя и других.