Убить лешего

Часть первая

Не ходите дети…

– Сань! Саня! Саня-я-я-я! – услышал вдруг я в открытое окно, и чуть не подпрыгнул от неожиданности. У моего приятеля Михи, был до невозможности визгливый голос, особенно, когда он вот так начинал орать! Чертыхнувшись, я высунулся в окно и заорал в ответ:

– Чё ты орёшь как потерпевший? Видишь же, что я возле окна сижу? Спокойно позвать не можешь? Миха довольно засмеялся:

– Так я потому и заорал, что-то ты больно уж спокойно сидишь.

– Давай, залазь, – махнул я приятелю рукой и отошёл от окна, куда он должен был забраться. Миха прислонил свой велосипед к палисаднику, и, проигнорировав находившуюся в трёх метрах от него калитку, перемахнул через забор. С треском продравшись через колючие кусты малины, ловко забрался в моё окно. Сказывались частые тренировки, мы в гости друг к другу почти всегда ходили именно так, чтобы не делать крюк через весь двор.

– А ты чё в такую рань-то, припёрся? – спросил я. – Договаривались вроде как в десять.

– Ага. В десять. Как же… – пробормотал Миха, присаживаясь к столу, и с ловкость фокусника, выхватывая из-под холщовой тряпицы булочку, которые моя бабушка пекла через день, пока любимый внук, то есть я, гостил у неё летом.

– Ты жнаешь, кого я ш утра вижел? – прошамкал он, забив рот булочкой. Я пожал плечами, давая ему понять, что в отличие от него, я нормальный человек, и спозаранку по улицам не шатаюсь.

– Ольга приехала! – прожевав, торжественно выдал новость Миха и выжидательно уставился на меня, недоумевая, почему я так спокойно реагирую на эту потрясающую, с его точки зрения новость. Я опять пожал плечами и как можно более спокойным голосом, с этакой равнодушной «ленцой» протянул:

– И что? Она вообще-то каждый год приезжает. Так же, как и я.

Приятель ничего не ответил по чисто техническим причинам. Он опять набил рот моей булкой.

– И из всей нашей банды, – с сарказмом продолжил я, – мы все приезжие. И только ты один, обезьяна местная. Противная наглая обезьяна, с не менее противным голосом. Миха, не переставая жевать, заухал, начал чесаться, а потом замычал, и полез искать на мне блох.

Новость на самом деле была потрясающая. Потрясающая для всех, даже для девчонок, потому что Ольга была очень красивая, и когда она приезжала, все местные «звёздочки» закатывались. А про пацанов я вообще молчу, с прошлого года, когда мы закончили восьмой класс, к ней «неровно» дышали все. В том числе и я. Но я, в отличие от других парней, с маниакальным упрямством и упорством скрывал своё «неровное» дыхание.

Деревня, куда я каждый год приезжал к своей бабушке, была не очень большая, но живучая, и исчезать не собиралась, напротив, в последнее годы, следуя веяниям времени, она даже стала расти. Горожане бросали благоустроенные квартиры и перебирались поближе к природе. Мы в своей компании друг с другом были знакомы уже давно, можно сказать, с «глубокого» детства, когда родители стали нас вывозить к нашим бабушкам и дедушкам. Сначала, нас оставляли ненадолго, а потом, когда мы подросли и пошли в школу, стали оставаться на всё лето.

Ольга, сначала ничего особенного, из себя, не представляла, ребёнок как ребёнок. Она была такая же чумазая, как и все мы. Но, когда она приехала на каникулы после восьмого класса, нам всем стало плохо. Девчонкам понятно из-за чего. А вот нам, пацанам, не понятно. Она стала выглядеть совершенно по-другому. Она вроде бы и вела себя с нами, как и прежде, прикалывалась, смеялась, дурачилась. Но!.. Но!.. Всё уже было не то. Я не мог уже как прежде толкнуть её с мостков в воду на озере, не мог посадить ей на колени лягушку, или подбросить мышь, чтобы посмотреть, как она вместе с другими девчонками будет визжать и бегать. Она перестала быть просто девчонкой, она стала слишком взрослой, что ли, и какой-то женственной. И теперь, когда я случайно прикасался к ней, мне казалось, что я краснею. Да чего там греха таить. Я иногда сам, вроде бы как случайно прижимался к ней, а потом, с равнодушной мордой, но с бешено колотящимся сердцем, как можно равнодушнее цедил сквозь зубы: «Извини я нечаянно…»