Покрывало Изиды

Времена не выбирают,

В них живут и умирают.

А. Кушнер.

Что было, то и будет;

И что делалось, то и будет делаться,

И нет ничего нового под солнцем.

Экклезиаст.

Глава 1. Колониальный завтрак.

Андрей Осокин проснулся как обычно в восемь часов утра и, подойдя к окну, привычным движением поднял плотную “римскую” штору. Из-за дымчатого утреннего тумана можно было разглядеть только тщательно подстриженный газон и живую изгородь, а соседние дома и противоположная сторона улицы терялись в густой белёсой пелене. Но Осокин не сомневался, что там, на скрытой плотным апрельским туманом общественной парковке, как обычно стоит чёрный, синий, а, может, зелёный микроавтобус или автофургон. Такие неброские машины наружного наблюдения круглосуточно колесят по всем городам земного шара. Эти “перископы”, напичканные самой современной оптикой, акустикой и электроникой, незаметно, но беззастенчиво вторгаются в личную жизнь любого человека, заподозренного в шпионаже, терроризме или серьёзном криминале. Осокин заметил первый “перископ” ещё десять дней назад, когда поехал в аэропорт, встретить свою дочь Катю. Именно тогда он впервые обратил внимание сначала на тёмно-синий микроавтобус “Форд-Транзит”, следовавший за ним из Мэтфилда в Хитроу, а потом на зелёный “Фиат-Дукатто”, сопровождавший его по дороге обратно – от аэропорта до дома. В Мэтфилде “Фиат” сменил чёрный “Ситроен”, простоявший на общественной парковке всю ночь, а утром появился серый “Фольксваген”. С тех пор демонстративное наблюдение не прекращалась ни на минуту – менялись только автофургоны и номера на них. Когда Осокин выходил один или вместе с дочерью на пешую прогулку за ним непременно следовали агенты наружного наблюдения. В общей сложности их было восемь человек, и он мог узнать всех по походке и осанке, во что бы они ни оделись и как бы умело ни загримировались. Осокин недоумевал: неужели в Ми5 не понимают, что профессиональный разведчик элементарно обнаружит такую откровенную слежку? Вероятно, его таким незатейливым образом пытаются вывести из равновесия. Надеются, что почувствовав себя под колпаком, он запаникует и совершит какой-нибудь глупый необдуманный поступок. Ну, этого контрразведчики не дождутся – свою основную миссию Осокин уже завершил и теперь мог запросто всю оставшуюся жизнь провести под самым пристальным наблюдением.

Утренний туман немного рассеялся, и на автопарковке проявились размытые очертания тёмно-синего микроавтобуса. Осокин мысленно пожелал невидимым соглядатаям доброго утра и, расхлябанно шаркая старыми тапочками, направился в ванную. Приняв душ и побрившись, он спустился в кухню, заварил чашку растворимого кофе и, взяв лежавшую на столе фотокамеру своей дочери, стал в очередной раз рассматривать снимки, сделанные ею в Москве и Мэтфилде. На московских фотографиях была сама Катя, в одиночку и со своим бойфрендом Тёмой, её чёрный лабрадор Пират и могила умершей три года назад матери. Трижды перекрестившись на надгробие жены, с которой прожил в официальном браке больше тридцати лет, Осокин перешёл к фотографиям, сделанным в течение последней недели. На них были местные достопримечательности: Музей Востока, Ост-Индский колледж, Собор Андрея Первозванного и ресторан индийской кулинарии “Орисса”. Увлёкшись просмотром, он не услышал, как в кухню вошла Катя. Подойдя к сидящему за столом отцу, она положила руки ему на плечи и бодро поприветствовала: