Все жанры Все авторы
Евпатий Коловрат. Легендарный воевода - Лев Прозоров

Евпатий Коловрат. Легендарный воевода

Страниц

125

Год

2017

К данной киностудии приближается долгожданная премьера фильма «Легенда о Коловрате». Сюжет основан на исторических событиях, произошедших в 1237 году от Рождества Христова, во время Батыева нашествия и суровой зимы. В центре внимания находится Рязанский воевода Евпатий, который после тяжелого сражения возвращается в родной город, обращенный в руины. Но не только его родной дом превратился в пепелище, также погиб монарх, которому Евпатий служил, и все близкие ему люди. Ощущение, что сам Бог отвернулся от горе воеводы и его земли, заставляет задуматься, где искать помощи в этих тяжелых временах.

Узнав, что прозвище Евпатия, «Коловрат», имеет языческое происхождение, а не христианское, кажется, что это отражает его новое состояние души. В летописях говорится о том, что отряд Евпатия Коловрата вызывал ужас среди татар, которые полагали, будто воинов воскресли из могил. Можно ли верить в то, что обычные партизанские действия смогли настолько напугать опытных воинов? И каким образом русскому войску удалось одолеть тысячи вражеских солдат, противостоящих одному Коловрату и его небольшой дружине?

Кто был тем последним исполином, с которым сражались враги, используя стенобитные машины? И кому пришло на помощь? Что на самом деле произошло на Русской земле в те холодные дни зимы 1237 года? Мы приглашаем вас прочитать новый роман, написанный популярным историком, автором бестселлеров «Русь языческая» и «Святослав Храбрый – русский бог войны». В этой книге вы сможете получить уникальные ответы на эти захватывающие вопросы и окунуться в мир древней русской истории.

Читать бесплатно онлайн Евпатий Коловрат. Легендарный воевода - Лев Прозоров

© Прозоров Л., 2017

© ООО «ТД Алгоритм», 2017

Часть I

Евпатий

Глава 1

Мертвый город

Несть бо ту ни стонюща, ни плачюща,

И не отцу и матери о чадех

Или чадом о отцы и матери,

Ни брату о брате, ни ближнему роду,

Но вси вкупе мертвы лежаша.[1]

Они опоздали.

Это стало явным, когда еще не показалась из-за бора гора над Окой, на которой стоял их город. Девственно чистым было зимнее небо над лесом. Ни одного печного дымка.

Когда дружина выехала из-за бора, глазам гридней[2] – своих и невеликой черниговской подмоги – предстал черный, обугленный горб горы.

Вскоре они увидали первых мертвецов. Это были мужики, бабы, дети, старики со старухами. Те, кого гнали перед собой на стены враги,[3] те, кто должен был волочь к стенам своего города стеноломную, камнебойную смерть. Те, кто, увидев, куда и зачем их привели, бросились с голыми руками на чужаков или просто спокойно опустились в снег: убивайте, мол. А дальше нейдем.

Их было много – десятки, может быть и сотни. В другое время воевода склонил бы голову над их последней отвагой. Сейчас он ехал мимо с пустым сердцем, ибо тщетной была эта отвага. Не спасла она города над Окой.

Потом, у самих стен – у того места, где были стены, – на раскатах[4] он увидел остальных. Тех, кто все-таки шел на град впереди врага. Что они кричали землякам, сородичам на стенах перед смертью? Умоляли не стрелять, загораживаясь трясущимися руками? Или, наоборот, смерти просили?

В другое время воевода задумался бы о слабости человеческой. А сейчас сердце его было пусто, ибо он сам оказался слаб – слишком слаб, чтобы защитить родной город или хотя бы умереть вместе с ним…

Поднимались меж пепелищ по заваленному телами взвозу. Копыта коней выстукивали «опо-зда-ли, о-по-зда-ли».

Кричи теперь, что мчался изо всех сил. Что спал в седле на ходу. Что разлетались под копытами сугробы, трещал речной лед за спиной и в страхе бежали прочь, забыв зимнюю лютость, серые стаи. Что, если бы еще быстрее, не сдюжили б кони и дружина заснула бы посреди зимних лесов вечным сном…

Кричи! Что кричать, кому?

Старику, сжавшему в руках половинки разрубленной иконы?

Распятой посередь двора голой малолетке со смерзшимися в мутные льдинки на посерелых щеках слезами боли, стыда и смертного страха?

Кузнецу, чью семью настигли посреди улицы, ведущей к воротам детинца, что в последние мгновения видел: гибнет напрасно, никто не ушел – ни жена, ни дочери, ни младшенький, прикорнувший в алой луже под тыном?

Кому, воевода? Может, вот этому псу, лежащему у ворот рядом с хозяином, утыканному стрелами, но успевшему – морда в крови – дотянуться до чьей-то глотки?

Пес сумел – не защитить, так хоть честью погибнуть. А ты, воевода, не сумел. Вот и весь сказ. Вот и весь суд…

Собор высился над пеплом и углями Крома. Белокаменные стены закоптели на две трети, но последняя, верхняя, сияла под солнцем незапятнанной белизной. И радостно сверкали медные купола.

Медью были окованы и ворота собора. Закоптелой, оплавившейся, покореженной медью. Сюда не волокли стенобойных машин и таранов. Ворота выставили бревном – тяжелой и длинной кремлевой сосной, вывернутой из полусгоревшего дома. Оно и сейчас лежало рядом – с разбитым, измочаленным комлем.

Только здесь, у разбитых дверей собора, воевода вдруг понял, что все это время в нем жила, копошилась подленькая надежда: мол, все обошлось, успели, уехали в лесную деревню…

Вам может понравиться: