Сага Севера. Дитя зимы

Радость моя, не жалей ни о чём (С.)

В память о П. Г. Ф.

Карта Объединённых Северных Княжеств

Ой, баю, баю

Нe ложися на краю.

Придет серенькой волчок

И укуся за бочек,

И потощат во лесок.

Ой, баю, баю

Потерял мужик душу.

Шарял, шарял, ни нашел.

И заплакал, и пошел.

Ой, вороны, воронки

Зляталися вуленки

На попову башенку

Поклявали саженку.

Ой, баюшки, баюшки.

Зляталися галушки.

А вы деточки мои,

Вы послушайте мои.

Я баукать буду,

Приговаривать буду.

Закрывайте глазоньки,

Расскажу вам сказоньки.

Ой вы деточки мои,

Сторонитясь темноты.

За околицей волчок,

Он укуся за бочек,

И потощат во лесок.

Theodor Bastard – Волчок (Русская колыбельная)

– Глупая, неблагодарная девчонка! Что ты возомнила о себе?! Как тебе такая чепуха в голову взбрела? – старуха судорожно хваталась свободной рукой за сердце, а другой тяжело опиралась на ещё более древнюю клюку, чем она сама.

– Это не чепуха! – вскрикнула молодая девушка, беспокойно вышагивая по комнате. – Это мой выбор! Ты сама мне внушала с самого рождения, что каждый в праве самостоятельно выбирать свою судьбу и следовать за ней. Не говори, что столько лет эти слова были лишь пустым звуком и миражом.

– О нет, милая моя, жестоко твоё заблуждение. Каждый волен выбирать свою дорогу – это верно, но главное на этом пути – это не изменить своей сущности и себе, иначе – гибель! Как же жить в этом подлунном мире, если ты забудешь, кто ты есть на самом деле?

– Просто жить. Как получится, но жить! И не скрываться ни от кого, не бояться себя, не врать и не оправдываться за то, что было сделано не мной. Просто взять и запереть всё это чёрное прошлое в самом глубоком сундуке, а ключ выкинуть в Талое озеро, – устало проговорила девушка.

– А что потом?

– Потом забыть, как страшный сон…

– Боги, как же тяжко, – прокряхтела старуха, медленно шаркая к громоздкой дубовой скамье, стоявшей около стены, рядом с массивным столом. – Ты хоть понимаешь, неразумное дитя, о чём говоришь и чем это тебе грозит, не страшит ли тебя это? Забыв себя, ты окунёшься в безумие, – тихо сказала женщина, усаживаясь на скамью. – Оно сожрёт тебя…

– Страшит меня то, что жизнь моя окончится, так и не начавшись. И я уже давно не дитя!

Старуха прикрыла карминовые глаза. Дыхание стало тяжёлым. Но девушка продолжала:

– Что я вообще видела и что чувствовала за эти долгие годы?! Ты хоть знаешь? Нет! Тебе уже давно не дано меня понять, ведь ты замкнулась в своих страхах. Везде тебе мерещатся враги, ты никому не веришь и даже не хочешь попытаться что-то с этим делать.

Старуха открыла глаза и внимательно смотрела на юную девушку, стоящую перед ней, и никак не могла понять, где же она совершила такой фатальный просчёт? Когда же она упустила из виду ту внутреннюю метаморфозу, которая смогла так всё поменять? И вот, словно молния в ночи, её озарила мысль, которая теперь казалась ей самой верной и одновременно самой страшной из тех, что вились у неё в голове беспокойным змеиным клубком. И эта мысль несла за собой лишь бездонную пустоту и горечь предстоящей потери.

– Это из-за него? – спросила пожилая женщина.

Голос её предательски дрогнул, и неприятный комок подступил к горлу, грозя прорваться наружу вместе с горькими слезами отчаяния.

– Возможно, – девушка отвела глаза, но руки вызывающе упёрла в бока.