Сага Севера. Бремя рока. Книга 2

Посвящается человеку, подарившему мне жизнь во всей её прекрасной многогранности.

Моей матери.

Спи, моя радость, усни.

В доме погасли огни,

Птички притихли в саду,

Рыбки уснули в пруду.

Месяц на небе блестит,

Месяц в окошко глядит.

Глазки скорее сомкни,

Спи, моя радость, усни.

В доме всё стихло давно

В погребе в кухне темно

Дверь ни одна не скрипит,

Мышка за печкою спит.

Кто-то вздохнул за стеной,

Что нам за дело, родной?

Глазки скорее сомкни,

Спи, моя радость, усни.

Сладко мой птенчик живёт:

Нет ни тревог, ни забот,

Вдоволь игрушек, сластей,

Вдоволь весёлых затей.

Всё-то добыть поспешишь,

Только б не плакал малыш!

Пусть бы так было все дни!

Спи, моя радость, усни!

Усни… Усни…

(Русская колыбельная)

Эльмир устало потёр переносицу и вновь воззрился в окно, бездумно следуя взглядом за маленькими переплетающимися дорожками, которые оставляли на стекле капли холодного дождя вперемешку с мелким снегом. Несмотря на то, что только недавно родился новый день, это совершенно не помогло побороть не желавший ускользать в неведомые призрачные дали ночной мрак. Эльф всем своим эльфийским существом не переносил начало зимы: серое тёмно-свинцовое небо так низко опускалось к земле, что даже начинало казаться, что вот-вот – и оно заденет своей угрюмой необъятной тушей шпили замка в Эльдрусе, столице эльфийского королевства, и затопит его мерзкой жижей из застоявшейся воды вперемешку с грязью из своих мрачных недр. Солнце совершенно обессилило и практически не могло прорваться через этот серый неприступный воздушный бастион. Так ещё и промозглый ветер, который налетал с незамерзшего и буйного Драконьего моря, добавлял особой унылой мрачности нарождающемуся дню: в великом замке королей становилось неимоверно сыро и зябко, с чем не удавалось бороться даже посредством постоянно горящих очагов и каминов.

Молодой эльфийский королевич тяжело вздохнул и отвернулся от окна, вид из которого усилил его уныние. Прекрасные сады стояли полностью лишённые какой-либо листвы. Создавалось даже ощущение, что все деревья и кустарники просто погибли, оставив лишь, как последнее напоминание о своей прошлой цветущей жизни, голые, нелепо корявые скелеты. Трава зачахла и поверженно склонилась к земле в ожидании, когда на неё набросится неумолимый снег для исполнения своего смертного приговора. Но пока её донимала лишь мокрая снежная крупа, которую скорее можно было назвать мелким ледяным дождём. Эльмир знал из книг и слышал от придворных советников, которым доводилось выезжать из королевства, что далеко на севере, за Драконним кряжем, таких проблем с погодой не существовало. Если приходила зима, а она обычно не заставляла себя долго ждать, то снег крепко и долго держался, чуть ли не большую часть года, а не то что в их землях – сплошные погодные слякотные качели.

Наследник эльфийского престола медленно зашагал по тронному залу, в сотый, а может и в тысячный раз, читая мудрые назидания для потомков. Наставления были высечены на мемориальных плитах, установленных на подножие внушительных каменных изваяний предыдущих королей. Скульптуры стояли друг против друга, словно щеголяли своими замысловатыми позами, но что было едино практически у всех – безучастное и высокомерное выражение лиц. Высота каждого древнего изваяния была около двух с половиной саженей, что придавало особую значимость и солидность фигурам. Кроме того, как сквозняк из всех щелей, ощущался определённый назидательный посыл: чтобы потомки помнили о великих королях, об их не менее выдающихся деяниях, ну, или на худой конец, о поэтических произведениях, оставленных ими в огромных количествах, что тоже имело место быть, если политика надоедала до почечных колик.