Первый поход

Июль 856 г. Бильрест-фьорд

– Да тяните ж вы сильней, ленивые свиньи! Слева, слева поддайте!.. Да слева, говор-рю, не справа… Эх, чтоб вас…

Узколицый человек в дорогой, крашенной желтоватым дроком тунике из тонкой шерсти, махнув рукой, устало опустился на камень. Волны, шипя, бились у самых его ног, с разбега налетая на землю, а чуть правее шумел искрящийся водопад, над которым в хорошую погоду неизменно зажигалась разноцветная радуга. Сейчас погода была хорошей: над синими водами залива ласково сверкало солнце, освещая голубоватые луга, усыпанные клевером и ромашками, высокие, тянущиеся к самому небу сосны, кусты можжевельника и дрока, растущие ближе к оврагу, орешник, иву на берегах глубокого ручья, серебряные зеркала многочисленных озер, усадьбы, лес и – чуть дальше – в сиреневой дымке горы. На холме, за спиной узколицего, поднимались новые строения усадьбы, пахнущие свежей смолой, а прямо напротив, в заливе, не так уж и далеко от деревянного причала, деловито сновали лодки. Скопившиеся на причале люди – большей частью рабы да слуги – по команде узколицего тянули канаты, которые заводили куда-то в воду сидящие в лодках. Видно было – пытались поднять какой-то затонувший корабль, но тот – вот незадача – в который раз, показав драконий нос, подняв тучу брызг, с шумом срывался обратно в море.

Узколицый поднялся с камня и, досадливо сплюнув, – похоже, все нужно было начинать сначала, – обернулся на чьи-то шаги.

– Чего тебе, Вазг? – Перед ним стоял усыпанный веснушками пацан, светлоглазый, с растрепанными ярко-рыжими волосами.

– Хозяйка Гудрун звала тебя, господин Конхобар, – поклонившись, почтительно вымолвил тот. – И сказала – пусть идет побыстрее.

Пацан почесал пальцами босой ноги другую.

– Побыстрее? – с издевкой повторил Конхобар. – Ну, пошли, раз зовет. Посмотрим, с чего там такая спешка.

Прихватив валяющийся прямо на траве плащ, он пошел вслед за мальчишкой, привычно размышляя о превратностях жизни. Причем не только размышляя, но и прокачивая возможные неприятности. Конечно, повезло, что и говорить, когда во время недавнего нападения пиратов Хастейна он, Конхобар Ирландец, остался в стороне от этого так и не завершившегося успехом дела, к которому, надо признать, и сам приложил некоторые усилия. Но – случилось, как случилось, – и Конхобар был несказанно рад тому, что не явился тогда на корабль Хастейна. Не до того было. На всякий случай хотелось принести жертву Крому, древнему божеству кельтов: и место для жертвоприношения было выбрано неплохо – на маленьком скалистом острове, и намеченная жертва удовлетворила бы самый взыскательный вкус – как-никак дочка Торкеля бонда, отнюдь не самого последнего человека в Бильрест-фьорде – Радужном заливе, как, по названию фьорда, прозывали и всю округу, прилегающую и даже не очень прилегающую – так называемые дальние хутора. Не вышло тогда с жертвой – бежала дочка Торкеля из тайной пещеры с помощью друзей – в первую очередь с помощью Хельги, молодого местного ярла, после смерти своего отца Сигурда от рук предводителя пиратов Хастейна унаследовавшего усадьбу и земли. Усадьбу, правда, пираты успели сжечь, так вот теперь – отстраивали. Правда, сам молодой ярл, как оказалось, не горел желанием заниматься хозяйством – не очень-то ему это нужно было, в неполные-то шестнадцать лет. Тем более и корабли у него имелись – аж три штуки: отцовский, «Транин Ланги», да два трофейных, хастейновских. Была и дружина. Уже мало кто в округе открыто выступал против юного ярла: позвал с собой – и явилась почти вся молодежь. Люди постарше, конечно, не очень-то захотели идти пытать счастья за тридевять земель, ну, это только те, у кого свое хозяйство было, а у кого не было, те повалили к Хельги: идем, мол, с тобою. Тот уж и не рад был, что собрал такую ораву – опыта-то ими командовать маловато, – но вида не показывал, стервец, улыбался да жевал себе соломинку. Ну, слава богам, отплыли. Кажется, в Англию. Там бы их и прибили или волной какой перевернуло. Ну, в общем, пока все к лучшему.