В смирительной рубашке. Стихи первых парижских лет

Авторские версии 1922–1924 годов с 20 иллюстрациями и фотопортретом автора

Составление, подготовка текстов, комментарии и примечания Сергея Кудрявцева

Фронтиспис: фотопортрет Бориса Поплавского. Берлин. 1922.

Собрание С.А. Карлинского, США

© Книгоиздательство «Гилея», составление, подготовка текстов, комментарии и примечания, 2024

Алмазами тяжёлых глаз

Сияет жизнь и шепчет нега

И я живу таясь средь вас

Расту как хлеб растёт под снегом.

Борис Поплавский, 1924

Согласно дневнику Поплавского, его пароход из Константинополя прибыл в порт Марселя 7 июня 1921 года, а на следующий день он и его отец поездом добрались до Парижа[1]. Правда, в одном из рапортов, вошедших в полицейское досье отца, названа другая дата их появления в столице – 14 июня[2], но это несоответствие, скорее всего, связано с более поздним оформлением въездных документов. С этого момента началась их многолетняя жизнь в стране, в которую один за другим переберутся и остальные члены семьи. А в ближайшие недели и месяцы вчерашний бойскаут и участник беженских благотворительных вечеров начнёт знакомиться с передовыми художественными и литературными кругами Парижа. Нина Берберова потом напишет: «В самом начале 20-х годов Поплавский в Париже уже “гремел”»[3].

Спустя почти десятилетие Поплавский кратко скажет об этом времени в известном письме Юрию Иваску: «Приехав в Париж, занялся сперва живописью, затем, разочаровавшись, стал писать стихи…»[4] О его работе над рисунками, этюдами, картинами, о регулярных занятиях в художественной академии, наконец, о его постоянных хождениях по выставкам и музеям можно узнать из того же дневника 1921–1922 годов. Вскоре после приезда Поплавский уже показывал свои композиции мастерам дореволюционного авангарда Виктору Барту и Михаилу Ларионову. Довольно рано он познакомился с художественным критиком и будущим издателем журнала современного искусства «Удар» Сергеем Ромовым, с которым впоследствии возникнет неудачная история сотрудничества. В первый же месяц завязалась его дружба с Константином Терешковичем, художником, как позднее отметит Поплавский, «крайне далёким от духа русской живописи, духа конструкции разложения действительности»[5]. Они будут вместе заниматься этюдами, спорить об искусстве, бегать наперегонки по улицам, а весной 1922 года отправятся писать пейзажи на север от Парижа – в места, где свои последние дни провёл Ван Гог. В своих воспоминаниях 1960-х годов Терешкович заметит: «Я находил даже самые ранние стихи Поплавского гораздо интереснее его живописи и был, вероятно, виновником того, что [он] живопись бросил и занялся литературой»[6].

Среди новых знакомых и собеседников Поплавского – живописцы, скульпторы, графики разных, в основном авангардных или модернистских школ и направлений. Это и давно переселившиеся во Францию Наум Аронсон, Исаак Добринский, Пинхус Кремень, Жан Лебедев, Оскар Мещанинов, Сергей Шаршун, и те, кто выехал из России в годы Гражданской войны, – Лазарь Воловик (если они не встречались до этого в Константинополе), Наум Грановский, Сергей Карский, Андрей Ланской, Мане-Кац, Исаак Пайлес, Сергей Судейкин, Ицхак Френкель, Якуб Цитринович.

Я так подробно фиксирую взгляд на всех этих именах, чтобы яснее обрисовать ту очень особенную атмосферу, которой восемнадцатилетний иммигрант окружил себя почти мгновенно, только начав обживаться в столице новейших искусств. Его ближайшим товарищем тогда же стал поэт Александр Гингер, и уже в конце июня 1921 года они выступили соучредителями «Гатарапака», литературно-художественного объединения, в которое из числа поэтов вошли Борис Божнев, Георгий Евангулов, Довид Кнут, Валентин Парнах, Владимир Познер, Владимир Свешников, Марк Талов, Анатолий Юлиус. В ноябре того же года в Париж переехал один из основателей заумного «41°» Илья Зданевич (будущий Ильязд), и Поплавский стал слушателем его теоретических докладов, полноправным членом сформированного им в 1923 году вместе с Бартом и Ромовым объединения «Через», близким его коллегой и, как он себя позднее назовёт, учеником. Сохранилась короткая запись Поплавского о тех временах: «Знаменитое ощущение 1923–1924 и 1925 Зданевич – Гингер»