Междузимье

Я всегда был неважным журналистом. Я вёл жизнь среднестатистического человека с ценностями, как говорят в народе, западного толка, не имевшими никакого отношения к большой северной стране. У меня не было специального образования, но я теплился надеждой: вдруг ОНО, признание, слово с большой буквы, настигнет меня совершенно случайно.

Просто так случилось, что меня пригласили – нет, именно «позвали» – на встречу, где можно было сделать это интервью.

Он сам позвонил мне по мобильному телефону и не без лишней иронии спросил:

– Вы пойдете со мной на рыбалку?

Звучало это настолько сурово и одновременно интригующе, что я согласился .

– Я не умею насаживать наживку…

– Ничего страшного, – и голос на той стороне трубки убедительно заверил меня, что мне не придется насаживать абсолютно ничего.

Я прибыл. Прибыл в город, который совершенно не соответствовал моим представлениям о современном индустриальном населённом пункте.

Я помнил историю – настолько смутно, чтобы не угадать дату начала Красной революции – но и не настолько смутно, чтобы не вспомнить имя первого президента далёкой северной страны.

Я был глуп и самоуверен. Но я рассчитывал в ходе интервью пополнить свой скудный исторический ликбез.

Мой интервьюер ждал меня на платформе железнодорожного вокзала.

– Не боитесь серости? – спросил он, – У нас февраль.

Я не нашелся, что ответить. Серость вокруг правда удручала. Она окутывала вокзал и далекие здания холодным туманом, свисала каплями с электрических проводов и стелилась над лентой реки тонкой изморозью.

– Ты же взял купальный костюм? – спросил мой интервьюер, когда мы спускались по отмели к берегу реки.

По реке шли льдины. Берег реки был холмист. Под ногами хлюпала снежная грязь.

Я кивнул.

– Ну, и правильно, – как бы про себя отозвался мой собеседник, – Ох, уж это междузимье… никогда не знаешь, что стоит надеть на себя именно сейчас…

Он присел на черное длинное бревно, лежавшее вдоль вдоль реки.

– Там! – вдруг указал мой собеседник куда-то в даль, на горизонт, – Там стоит ГЭС, а я уже заколебался оплачивать счета за транзитное электричество.

Я хотел возразить ему, но порыв ветра, свистнув над моим ухом, вырвал у меня из рук блокнот для записок и унес его в сторону абстрактной ГЭС.

– Зови меня по имени, – глухо произнес мой собеседник и привычным движением руки сдёрнул с головы противогаз, – Так и запиши – меня зовут Олег, – и взгляд его зеленых глаз вдруг стал печален.

– Я родился здесь. На этой некогда красивой земле. Тогда не было никакого карантина, не было гражданских тревог и комендантского часа. Не надо представлять мою страну. Снимай с себя пуховик! Теплеет же!

Мы раздевались. Он отложил в сторону куртку и противогаз, оставшись в зимних штанах, и вопросительно взглянул на меня:

– Я же сказал, что погода меняется! Тут главное – успеть… – и Олег аккуратно высыпал на ладонь из пакета хлебные крошки, – Рыбочка не любит ждать.

Он метнулся к берегу реки и закинул в её воды серые крошки.

– Нужна приманка… – Олег многозначительно посмотрел на меня, и мне стало нехорошо.

– Олег, вы сказали, что раньше всё было по-другому. Так как было раньше?

– Раньше была жизнь, – ответил мне Олег, присаживаясь на бревно и приглашая меня жестом присесть рядом. Он не был серьёзен, он не требовал комментариев. Он вспоминал.