– Ты думаешь, что все просто так идет, да? – допытывался у Лукича рыжеволосый мужчина лет тридцати с отсутствующим верхним зубом слева. – Ты думаешь, что если вот стол, – мужчина провел ладонью по поверхности стола, – состоит из молекул, а молекулы из атомов, а те из нейтронов, протонов, а те из еще чего-нибудь, и так до бесконечности. И туда, – мужчина махнул рукой в небо, – тоже до бесконечности. Земля входит в Солнечную систему, дальше есть еще системы и галактики, и еще, и еще, и конца нигде нет. И ты думаешь, что все вот так, да?
– Ну-у-у… – неопределенно протянул Лукич, сделав умное лицо.
– А если эта теория не верна? – рыжеволосый отхлебнул из кружки пиво. – А что если где-нибудь есть жизнь? И там мужик решил узнать, что с ихней жизнью будет потом. К чему они придут? И вот этот мужик создал наш мир в стакане.
Лукич вытаращил глаза и посмотрел в свою кружку с пивом.
– Он там, в стакане, сделал такую среду, создал нашу Солнечную систему и этот стакан герметично закупорил. И на нас в микроскоп смотрит, – мужчина ткнул пальцем в небо слева и чуть сзади от себя.
Лукич посмотрел в указанном направлении.
– Может быть, он и сейчас на нас смотрит. Мы с тобой сидим, а он на нас смотрит.
Лукич пригладил волосы и поправил одежду.
– Жизнь-то у нас быстрее идет, чем у них там. У нас, может, век, а у них – неделя. И вдруг ему надоест на нас смотреть. Вдруг он не захочет больше видеть, куда мы тут катимся. Планету засрали. Оружия всякого наделали, атомного. Радиация кругом, – рыжий плюнул на пол. – И вот как ему это все надоест. И он возьмет этот стакан с нами и как бросит в окно. И все к чертовой бабушке!
Лукич раскрыл рот. Рыжий спокойно потягивал пиво.
– А как же… У меня ж зять только дачу построил. Мы саженцы заготовили, рассаду…
– Все, все к черту! – махнул рукой мужчина.
Лукич вылетел из расположенного на улице Мира кафе «Жигули», в котором продавали фирменное Жигулевское пиво с шарабанками1, креветками, а иногда даже и с вареными раками; креветки Лукич не любил, чаще всего заказывал шарабанки – они были в наличии практически всегда. Лукич побежал домой, как будто стремился донести налитую в сито воду, пытаясь к тому же ничего не расплескать, ворвался в кухню и закричал жене:
– Сидишь тут, итить твою мать, не знаешь, а мир-то в стакане оказался!
Жена спокойно повернулась и строго посмотрела на возбужденного Лукича:
– У вас он давно там оказался. Залил шары-то.
– Да мужик нас в стакане создал, – хотел объяснить Лукич.
– Ты-то точно после стакана создан.
Лукич расстроился:
– Да он на нас в микроскоп смотрит, чтоб узнать, чем все кончится. Вот ему надоест, и он нас как кинет в окно. И все к черту – и дача и саженцы…
– Я те кину, я те кину! – замахнулась на Лукича жена.
– Да, т… Дура!
«Ничего не понимает, – думал Лукич. – Одно только и знает – встанет у плиты и скребет, и скребет».
Весь вечер Лукич не находил себе места. Он долго не мог уснуть, ворочался, лежа на диване. Было уже поздно, когда Лукич наконец задремал. Ему снилось, что его закупорили в стакан и он метался там, корчась от ужаса, и никак не мог выбраться.
