Не от крапивного семени - Валентин Пикуль

Не от крапивного семени

Страниц

10

Год

2001

В древние времена на Руси судебную систему представляли стряпчие и ходатаи, которых народ именовал "крапивным семенем". Они были известны своим бесчестным поведением, занимаясь коррупцией и вымогательством. Русский суд мучительно искал справедливость, пока в 1864 году не появилось новое звание - адвокат. Первый адвокат, Плевако, в зале суда произнес слова присяги с чувством и силой: "Творить суд по чистой совести, безо всякого лицемерия и действовать в соответствии со своим званием". Его голос был хрипловатым и пришептывающим, но в нем чувствовалась решимость и уверенность.

Плевако был совершенно противоположен крапивному семени. Он возмущенно заявил: "Но я не от крапивного семени!" Его нрав и моральные принципы были полностью противоположными этому коррумпированному племени. В своей работе адвокат стремился к истине, справедливости и защите интересов своих клиентов.

Помимо этого, Плевако был известен своей преданностью делу и профессионализмом. Он всегда готов был посвятить себя своей работе, чтобы обеспечить справедливость для своих подопечных. Его доверие и уважение завоевали самым трудным путем, через непрерывные усилия и бескорыстную службу народу.

Будучи воплощением надежды и справедливости, Плевако прославился своими достижениями и стал олицетворением нового поколения адвокатов в России. Его пример вдохновлял и мотивировал других юристов заниматься честным и бескорыстным правосудием.

Таким образом, важно помнить, что в истории судебной системы Руси появление звания адвоката стало великим шагом вперед. Это означало, что судьи теперь имели возможность получить квалифицированную помощь и представление своих дел от преданных профессионалов, таких как Плевако.

Читать бесплатно онлайн Не от крапивного семени - Валентин Пикуль

Гродненские гусары квартировали в Лазенковских казармах Варшавы. Рано утром вернулся из города корнет Бартенев, на пороге комнаты офицеров он сорвал со своих плеч погоны:

– Все кончено! Я убил Маню Висновскую…

Кто спал, тех разбудили. Известие ошеломляющее. Висновская – знаменитая в Польше актриса, ей всего 28 лет, она в самом расцвете красоты и таланта. Не верилось!

– Вот и ключ, – сказал корнет Бартенев.

Этим ключом офицеры открыли двери в доме № 14 по Новоградской улице. На широкой турецкой тахте, плоско вытянувшись, лежала Висновская, в складках ее пеньюара алели раздавленные вишни, между ног были брошены две визитные карточки Бартенева. На одной из них рукою убитой написано по-польски: «Этот человек поступит справедливо, убивая меня… Жаль мне жизни и театра. Не играть мне больше любовью!» Много позже польский актер Людовик Сольский писал в мемуарах: «Все обаяние ее большого искусства одним выстрелом уничтожил гусарский корнет Бартенев. Почему она дала себя увлечь психопату? Разве у нее мало было поклонников?..»

Офицеры, подавленные, вернулись в казармы. Об увиденном доложили командиру полка. Бартенев подтвердил:

– Маня просила убить ее – я убил!

Командир Гродненского полка остался наедине с корнетом. Подумал. Затем, как бы нечаянно, выложил на стол револьвер:

– Осторожнее: он заряжен…

Сказал и вышел. Минут пятнадцать генерал терпеливо ожидал выстрела, который бы снял позорное пятно с полка. Но выстрела не последовало. Тогда он вернулся в кабинет и решительно убрал со стола револьвер.

– В таком случае вы арестованы…

На суде свидетель, актер Александр Мышуга в знак протеста отказался говорить по-русски, хотя, сам русин, владел языком достаточно хорошо. Напрасно он бравировал! Коллеги Висновской по сцене, все поляки, нисколько не желая выгораживать Бартенева, признались, что Висновская не раз предлагала им совместно принять яд, обещая блаженство любви в последние минуты жизни. Свидетели говорили, что игру на сцене Висновская продлевала и в жизни. Она играла до тех пор, пока не встретила гусара, который, не разгадав тонкостей ее натуры, буквально исполнил то, о чем она просила…

«Да, виновен!» – было определение суда.

Бартенев получил восемь лет каторжных работ, позже решением кассационного суда его разжаловали в рядовые и он даже бывал в Варшаве, где его не раз видели на могиле Висновской. Гусарского корнета защищал на суде Ф. Н. Плевако:

– Процесс был незначительным для меня, – говорил он.


«Московский златоуст» Федор Никифорович Плевако, или, как он себя называл, Плевако… А судьба ведь непростая! Его отец, польский революционер, был сослан в Сибирь, там он встретил калмычку, которая и родила ему сына. Ссыльные поляки стали учителями маленького Феди; потом семья перебралась в Москву, где отец умер, а безграмотная мать пыталась пристроить сыночка в Коммерческое училище. Но мальчик был шумлив, непоседлив, да еще незаконнорожденный – пришлось забрать его домой и как следует высечь. С гимназией тоже не повезло: в пятом классе Федя совершил побег из карцера.

– В гимназию больше не пойду, – заявил он матери.

В бедности, близкой к нищенству, он самоучкой подготовил себя для университета, куда и поступил на юридический факультет. Наверное, в юном студенте со скуластым лицом было нечто привлекательное, ибо Плевако всегда был окружен товарищами, такими же, как и он, бедолагами, – вместе они грелись в храмах, отстаивая службы, гурьбой ходили по кладбищам Москвы, чтобы, проводив незнакомого покойника, насытиться кутьей на поминках… А что делать? Голод не тетка!