День именин Петра и Павла - Валентин Пикуль

День именин Петра и Павла

Страниц

5

Год

2002

"Пушкин неожиданно спрыгнул с подоконника, когда его встречал Демут. Но что-то изменилось в его внешности с тех пор, как он пришел. Он провел ладонью по лицу, словно убирая тоску, окутывающую его, и протянул Нащокину свой пустой бокал, шутливо сказав: "Дай мне хлеще, цыган!" Петербург замирал от жары, которая обволакивала его. Над улицами и площадями витала белая пыль. Вдалеке можно было услышать ритмичный звук копыт кавалерии, двигающейся в сторону Марсова поля... Это был пик дня, 29 июня 1833 года..."

- Александр Сергеевич Пушкин, революционный поэт, прибыл к Демуту под прикрытием жаркого летнего дня. С его появлением пропал мир белых ночей, заменив его жгучая пыль и ослепительный солнечный свет. Взглянув на своего друга, Пушкин с безмятежностью провел рукой по лицу, словно смахивая вечную тоску, и небрежно протянул винный бокал Нащокину. С юмором в глазах он шутливо проговорил: "Дай-ка мне налей больше, цыган!" В это мгновение Петербург казался безжизненным и затхлым, словно удушающей жарой парил каждый уголок города. Вдалеке, сквозь туман пыли, доносились звуки копыт кавалерии, насыщая воздух ритмичным барабаном. Это был 29 июня 1833 года, самый волнующий момент в жизни великого Пушкина.

Читать бесплатно онлайн День именин Петра и Павла - Валентин Пикуль

Данзас – зрение военных острое – первым заметил его, когда он завернул с Конюшенной на Мойку, еще издали снимая цилиндр. Полковник вернулся в номер, распустил крючки тугого воротника на вспотевшей шее.

– Спешит, – сообщил друзьям. – И тростью машет.

Павел Воинович Нащокин, выпятив брюшко и оттопырив сочную губу, присмотрелся к стрелкам своего “брегета”:

– Ай да Сашка! Небось опять пешком с Черной речки… Ну-ну, ходкий он! Шампазея-то, чай, подмерзла?

И побежал навстречу, заранее распахнув объятия. Пушкин вошел в номер. Расшвырял куда попало свои цилиндр, перчатки, трость. Сразу от порога Нащокин потянул с него узенький сюртучишко.

– Ну и жарища! А у нас ночью на даче гроза была… Вы тоже слышали? – спросил Пушкин.

Нащокин широким жестом обвел своих гостей:

– Этих поросят ты и сам знаешь, – показал он на князя Эристова и Данзаса. – А вот сей молодой пиит, должно быть, еще незнаком тебе… Пожалуй: поэт и артист Куликов!

Артист, заезжий из Москвы, почтительно склонился:

– Так-с… Только Павел Воиныч напрасно меня поэтом величают. Высокого звания сего, увы, не достоин-с.

Нащокин был нетерпелив, и за спиною Пушкина разом дружно захлопали пробки. Перехватив бутылку из рук лакея, Павел Воинович, деловито и со вкусом, сам наполнил бокалы.

– “В известной Демута отели, – читал он, шепелявя, – берут с нас пятьдесят рублей. И то за мягкие постели. За кофе же, обед и чай…” Как дальше?

– “Особой платой отмечай”, – смущенно закончил за него Куликов. – Произведение пера моего. Но это я так… балуюсь.

Бокалы сдвинулись, расплескивая пену.

– Воиныч! – попросил Пушкин. – Отвори окна, жарко.

– Изволь, душа моя, изволь…

Нащокин распахнул окна, и в номера гостиницы Демута ворвался со двора оглушительный гомон рабочей артели.

– Шумно ж, брат, – поморщился князь Эристов.

– Неужели мы мужиков не перекричим?..

И началось – посреди дружеского пиршества – негласное соревнование господ в гостинице и мастеровых во дворе Демута. Друзья рассыпали каламбуры и анекдоты, а снизу, из прожаренной солнцем котловины двора, била кверху фонтаном, взрывая их тонкие речи, крепкая разноголосица мужиков.

Конец ознакомительного фрагмента.

Вам может понравиться: