Все жанры Все авторы
Любовь – это розы и хлыст - Надежда Первухина

Любовь – это розы и хлыст

Страниц

215

Год

—

Норма Азиттизи – великий дисбалансом судьбы заговорила дочь прославленного аристократа Старой Литании. Пора, которая существовала едва ли не безначально, свели ее с печальными тайнами, покрывающими союзы мужчин и женщин. В деле самозащиты, спасаясь от нападения ургентной опасности, она совершила сверхъестественное — лишение мира прекрасного и гармоничного пера. Ширма бархатности и роскоши замка, наследство и безопасность обречено пали под ударами ликантропической крови. И теперь это — прошлое.

Избрала Норма путь пленницы пансиона, заключенного под властью неукротимых и наших «коженных» рук. Неминуемая встреча со страшным миром, закованным в железные объятия, что увлекает ее на самые глубины неузнанных преград и бедствий. В этом детдоме неисправимых ребятишек, образцов эталонных родов и предки стойких сдержанных дам, она искушена самыми потусторонними, бесперспективными сторонами сущности. Затаенное в сердце ненависть к тому женскому союзу на протяжении веков, смешанная с уверенностью в своем нравственном праве, нашла горькое освещение.

Концепция инопланетной любви, в которую преклонялась молодая дева, сокрушающая стату любовнДых отношений. Приняв присягу на верность, неизвестное, неведомое было обнимено среди сердца. Человек времени, перевернувший весь мир голова кверху, овладел ее стремительным дыханием. Микелардо, особый в своем роде, гений и незрячий мастер всех открытий.

Та самая мягкая, тайная грань встречи интуитивных взглядов покрыла маленькую комнату пансиона. Они знали, началось нечто новое, что эпоха запомнит. Истоки великих изменений вопросительно затряслись перед каждым дыханием ночи.

Читать бесплатно онлайн Любовь – это розы и хлыст - Надежда Первухина

Глава первая

Память – это, прежде всего, дорога. Но когда проходишь ее вновь и вновь, ища в ней следы своего существования, она имеет свойство жестоко запутывать и морочить.

Я пытаюсь всего лишь вспомнить себя.

Слезы. Отчаянный плач – вот первое, что вспоминается мне, когда я представляю себя ребенком.

Моя жизнь началась с первым ударом погребального колокола.

То был день похорон моего отца – кавальери Томмазо Азиттизи, великого суверена и первого приближенного короля Альфонсо Светоносного. Отец, подобно всем мужчинам нашего высокородного семейства, должен был обрести вечный покой в прихрамовой усыпальнице из черного мрамора, где уже стояли ровными рядами каменные гробы прежних владельцев Пьетро-делла-Чьяве. В последний путь дона Томмазо провожал сам король и знатнейшие суверены Старой Литании. Погребальная процессия, над которой мерно колыхались приспущенные знамена, двигалась из замка в Рощу смерти, отделенную от жилых построек мелководной речкой Габьяной. Среди провожающих не было ни одной женщины, дабы не омрачать торжественности момента плачем и другими выражениями слабости. Даже жену покойного кавальери – домину Катарину – не пустили проводить супруга. Впрочем, если б она и получила разрешение следовать в кавалькаде, то все равно бы не смогла.

Ибо она в это время рожала меня.

Как я узнала годы спустя, родовые схватки у моей матери случились раньше, чем положено. Совершенно раздавленная смертью мужа, домина Катарина в безрассудстве попыталась броситься с замковой стены, однако служанки ее удержали и перенесли в покои, где у матери отошли воды, и через несколько часов повитуха приняла меня – жалкий комочек окровавленной плоти.

– У вас родилась дочь, госпожа, – сказала она, но мать лишь слабо повела рукой, словно отгоняя меня, и закрыла глаза. Повитуха перевернула меня вниз головой и крепко шлепнула по заду, и от этой первой обиды, нанесенной мне миром, я завопила во всю мощь легких.

А колокол звонил, разнося по всем нашим землям весть о внезапной кончине господина. И конечно, в этой великой скорби не было места для радости по поводу рождения какой-то девчонки.

Мой отец уже избрал наследника всех своих богатств – это был Франко – мой старший брат. Среднему – Фичино – приходилось смириться с тем, что из роскошных земель, принадлежащих роду Азиттизи, ему будет отведена лишь треть и то, если он подвигами во имя короны докажет свою состоятельность. Мне же – девчонке – полагалось лишь расти и ждать, когда меня кто-нибудь сосватает и увезет из родного кастелло.

Первые недели и месяцы моей жизни покрыты густым мраком, из которого я ничего не могу припомнить. Пожалуй, я начала осознавать себя лишь тогда, когда мне исполнился год. И это осознание пришло ко мне вместе со слезами.

Мое первое воспоминание не есть самое лучшее. Я лежала в колыбели и орала изо всех сил, потому что свивальники были мокры, и к тому же я хотела есть. Извиваясь как червяк под лопатой, я таращила глаза на кружевной балдахинчик и вопила, призывая хоть какую-нибудь добрую душу прийти и поухаживать за мной. Было душно, тошно, тесно, а более всего пугало то, что никто не сможет мне помочь. И даже та молодая и очень красивая женщина с большой грудью, полной вкусного молока, не придет ко мне! Однако, сделав короткую передышку между воплями, я услышала противный скрип открывающейся двери. Я уже связывала этот звук с появлением красавицы и принималась гулить и пускать пузыри, привлекая к себе ее драгоценное внимание.

Вам может понравиться: