Злые игрушки

Посвящается мои детям

Что бы ни случилось в вашей жизни, помните: вы всегда можете вернуться домой. Вас всегда там ждут.

Какими бы вы ни были, что бы ни делали, я люблю вас – без условий, без оговорок, просто за то, что вы есть, запомните это!

Вы – самое лучшее, что когда-либо было в моей жизни.

Вы – моё сердце, мой дом, моя бесконечная любовь.

Пусть у каждого из вас будет свой путь – настоящий, светлый и счастливый.

И пусть этот путь всегда ведёт вас к себе.

С любовью, ваша мама

«Каждый просто ждет что его возьмут в руки»

Дом был как коробка – деревянный, душный, будто изнутри наполненный чужим дыханием, спертым и мерзким. Полы стонали даже тогда, когда никто не ходил. Шторы шевелились, хотя окна были наглухо закрыты. Он существовал, чтобы напоминать своим обитателям о тяготах этого мира.

Аня знала: дом живой. Он всё слышит. Он пугал ее и притягивал одновременно. Наверху в шкафу, в ее комнате, стояли игрушки. Много. Целый полк – со сбитыми носами, без рук, с глазами, которые смотрели в никуда. В принципе как и все в этом доме сломанные внутри, с безжизненным потухшим взглядом, безнадежно проживающие день ото дня не свою жизнь.

Мама не разрешала Ане выбрасывать куклы и всегда говорила: «они такие страшные, потому что ты с ними плохо играешь».

Аня была единственным ребенком в семье, поэтому она проводила с игрушками каждый день. Пытаясь их подчинить, дорисовать недостающие части на лице, разговаривала с ними, гладила по щеке и извинялась, если уронила.

Ей казалось, что они ей отвечают. Шевелятся чуть-чуть, будто дышат. А в ночи тихо потрескивает пластмасса, как дыхание кого-то, кто не спит.

Но страшнее всего было не это. Страшнее были взрослые. Которые тоже играли. Только не в куклы, а друг другом.

Мама обижалась, наказывала молчанием, потом смеялась, потом снова плакала, как будто кто-то дёргал за ниточки. Отец хлопал дверью, уходил, возвращался пьяным, затем извинялся и так по кругу. В доме всё казалось спектаклем, в котором никто не помнил сценарий, но все знали, что должны играть.

Дом сам выбирает, кто кем будет: кто кукла, кто игрок. И в какой-то момент Аня поняла – разницы, может, и нет. Каждый просто ждёт, когда его возьмут в руки.

«Иногда тишина громче любого крика»

Анна проснулась от привычной тишины – не той, что бывает ночью, а утренней, прозрачной, когда кажется, будто весь дом затаил дыхание, ожидая, с чего начнётся день.

Она полежала немного, прислушиваясь к себе: к мягкому жужжанию в голове, к далёкому звуку кофеварки. Марк уже встал – он всегда вставал первым. У него была особая дисциплина: просыпаться с намерением, даже если делать ничего не нужно.

Запах кофе добрался до спальни, и Анна поняла, что пора – пора включиться, стать собой. Вернее, той собой, которую ждёт Марк. Она села на край кровати, провела рукой по одеялу – ткань ещё хранила её тепло, но в этом тепле не было присутствия.

На подоконнике сидела фарфоровая балерина, белая, как капля молока. Марк подарил её на пятую годовщину свадьбы, сказав, что она напоминает ему Анну —такая же «хрупкая, но сильная». С тех пор фигурка стояла на своём месте, чуть наклонив голову, будто слушалась и подчинялась своему хозяину. Иногда Анне казалось, что балерина улыбается ей одобрительно, а иногда – с лёгким укором. Сегодня она глядела прямо, слишком внимательно, будто подозревала в чём-то.