Фантазия для винтовки с оптическим прицелом - Олег Овчинников

Фантазия для винтовки с оптическим прицелом

Жанр: Мистика

Страниц

20

Год

"Как странно, я совсем не могу вспомнить свою жизнь до тех пор, пока мне не исполнилось 9 лет. Но ведь что-то там точно было... Детство. Мои игрушки. Одна из них - моя самая любимая. Был у меня тигренок, ярко-желтый, с черными полосами. С глазками-кнопочками и носиком из пластмассы. У него были длинные колючие усы из тонкой проволоки. Но он не был обычным плюшевым тигренком, дай бог! У него была твердая основа из дерева, обтянутая мягкой двухцветной замшей. Я мог засыпать с ним в постели, но никогда не клал его под голову, как делали другие дети со своими игрушками. И его швы никогда не раскалывались, чтобы вылезала вата или поролон, мой тигренок был прочным. Он казался настоящим. И вот теперь, вспомнив, я понял, что это слово я придумал, когда однажды проснулся утром один, без тигренка, и понял, что его никогда и не было..."

Дополнительная информация: Моим тигренком был не просто игрушечный плюшевый зверек, а настоящий друг и компаньон. Каждое утро я просыпался с ним, а каждый вечер засыпал, обнимая его. Мы проводили все мои детские приключения вместе, и я никогда не упускал возможности рассказать ему все, что происходило в моей жизни. Тигренок был таким прочным и надежным, что я даже верил, будто он живой. Но однажды, как только я открыл глаза, я понял, что тигренка рядом со мной больше нет. Он исчез, оставив лишь воспоминания и пустое место в моем сердце. Хотя я никогда не узнал, где он исчез, я всегда буду помнить его как самую дорогую игрушку, которая когда-либо принадлежала мне.

Читать бесплатно онлайн Фантазия для винтовки с оптическим прицелом - Олег Овчинников

Немного ранее

Странно, я совсем не помню себя раньше девяти лет. Ведь было же что-то… Детство. Игрушки. И одна – самая любимая. Это, наверное, был тигренок, желтый, в черную полоску. С глазами-пуговичками и носиком-кнопкой. С очень длинными и очень колючими усами из проволоки. Но не плюшевый, ради бога не плюшевый! У него твердая основа – пластмасса или даже дерево, обтянутая мягкой двуцветной замшей. Его можно взять с собой в постель на ночь, но нельзя положить под голову вместо подушки, как это делают другие дети со своими игрушками. Зато из разорванных швов не выпирает вата или поролон, мой тигренок твердый. Так он кажется настоящее. Вот теперь я окончательно вспомнил: это слово я придумал, когда проснулся однажды утром один, без тигренка, и вдруг понял, что его никогда и не было, он присутствовал только в моих снах, и я так безнадежно и громко заплакал, что прибежала воспитательница и сказала: вот же он, он просто упал под кроватку, и вытащила тигренка за хвост, а я схватил его, обнял за шею и потом никак не мог отпустить, даже когда позвали на завтрак, но взять тигренка с собой мне не разрешили, и тогда я до крови уколол себе указательный палец о его проволочный ус, чтобы запомнить: У Меня Есть Тигренок. На завтрак была манная каша, слишком сладкая. А кровь на пальце была слишком соленая и все капала, капала…

Да, у меня была воспитательница. Воспитатели. Заботливые и опытные. Они следили, чтобы я всегда хорошо ел и во время дневного сна держал руки под одеялом. Чтобы не простыть. Они научили меня читать и писать, считать и чему-то еще. Я пока не могу вспомнить, но должно же быть что-то еще…

А по выходным – у меня был любящий отец, возможно, даже мать. Конечно! У меня была мать, очень красивая и добрая. И молодая. Когда она приходила, я видел, как черной завистью вспыхивают глаза моих соседей по детству. И мне было приятно. Она берет меня на руки, прижимает к себе, так что мой нос упирается ей в щеку, и говорит: не бойся, ну что ты боишься, разве мама может тебя уронить, мама любит тебя, она никогда тебя не уронит…

У нее короткие черные волосы. Нет, длинные светлые волосы, прямые и мягкие. Так настоящее, потому что у меня такие же. Ее локон щекочет мне ухо, когда она шепчет:

– Милый, ну какой же ты милый, сто тридцать одна тысяча четыреста четырнадцатый…

16:00

Так бывает всегда. Лезешь вон из кожи, чтобы прийти в себя, строишь из песка Эйфелеву башню, которая оказывается Пизанской в последней стадии, закрываешь глаза ладонями, пытаясь спрятаться от реальности, но реальность находит тебя, звонит по телефону, стучится прикладами в дверь. Приходится открывать.

– Простите, что?

– Сто тридцать одна тысяча четыреста четырнадцатый – это вы?

Они все же нанесли удар первыми. Точнее, пока только попытались нанести, но на их стороне – явное численное преимущество, а на моей… Я еще никогда не пробовал выступать перед большой аудиторией. Жаль.

Четверо снурков. Четверо внушительных размеров громил, к тому же, неплохо вооруженных. Вполне достаточно, чтобы арестовать одного человека. Обычного человека.

Тот, что обратился ко мне с вопросом, – явно старший в этой команде, судя по двойной нашивке на шевроне. Кроме того, он единственный в группе, у кого нет автомата. Только пистолет в небрежно расстегнутой кобуре.