Голубичное варенье

Аудитория была переполнена.

Он не любил выступать перед студентами – слишком много глупых вопросов, слишком много пустых взглядов. Но контракт есть контракт: рекламное агентство платило за пиар, институт – за знания. Всё честно.

– …Именно поэтому бренд должен говорить на языке эмоций, а не фактов, – он щёлкнул презентацией, и зал озарился кроваво-красным слайдом.

В третьем ряду кто-то засмеялся.

Негромко, но достаточно, чтобы он прервался и посмотрел в ту сторону.

Она.

Куртка с чужого плеча, волосы, собранные в небрежный пучок, и глаза – слишком взрослые для этого возраста. В них не было ни скуки, ни подобострастия. Только вызов.

– Вам смешно? – спросил он.

– Нет. Просто вы говорите так, будто реклама – это исповедь. А она ведь просто проститутка, да?

Тишина.

Он ухмыльнулся.

– Выходите к доске. Обсудим.

Она не испугалась. Поднялась, прошла между рядами, остановилась в полуметре от него. Ближе, чем нужно.

– Ваше имя?

– А вам какая разница?

– Чтобы знать, как вас называть, когда вы будете оправдываться за свою точку зрения.

Она рассмеялась.

– Лиза.

Он кивнул, повернулся к доске, начал что-то писать – просто чтобы скрыть внезапную дрожь в пальцах.

Слишком молода. Слишком дерзкая. Слишком…

Когда лекция закончилась, она подошла последней, когда остальные уже разошлись.

– Вам понравилось меня провоцировать? – спросил он, собирая бумаги.

– Вам понравилось на это реагировать?

Он поднял взгляд.

– Вы знаете, что это игра с огнём?

– А вы знаете, что некоторые огни – лисьи? – она наклонилась, положила ладонь на стол рядом с его рукой. – Они ведут в никуда. Но пока не побежишь за ними – не поймёшь.

Он не дотронулся до неё. Но это был первый раз, когда он захотел.

…

Ей было 19.

Он повторял это про себя, как мантру, каждый раз, когда ловил её взгляд в переполненном кафе, когда она нарочно «случайно» задевала его плечо в университетском коридоре, когда писала ему в два часа ночи:

«Ты же не спишь. Ты никогда не спишь, когда думаешь обо мне».

Она была права. Он ненавидел себя за это.

– Ты понимаешь, что это ненормально? – спросил он однажды, когда она пришла к нему в офис под предлогом «взять интервью для студенческого журнала».

– Что именно? – она развалилась в кресле, закинув ногу на ногу. Юбка задралась выше колена. – То, что ты старше меня на двадцать лет? Или то, что ты боишься даже дотронуться?

– На двадцать пять… – уточнил он, медленно поднося чашечку кофе ко рту. – Я не боюсь.

– Тогда почему твои пальцы дрожат?

Он сжал кулаки.

– Потому что ты играешь не в те игры.

– Ах да, – она прикусила губу. – «Я же взрослый, я знаю, что правильно». Но скажи мне, разве правильное когда-нибудь доводило тебя до безумия?

Он не ответил. Но той ночью, впервые за месяцы, он представил, как она раздвигает ноги.

…

Она любила ночь.

Не ту, что наступает после заката, а ту, что живёт внутри – густую, липкую, полную запретных мыслей.

– Я знаю, что ты хочешь, – прошептала она, когда они случайно оказались одни в пустой аудитории после какого-то глупого корпоратива.

– Ты ничего не знаешь.

– Я знаю, что ты представляешь, как я опускаюсь перед тобой на колени.

Его дыхание перехватило.

– Лиза…

– Это ведь правда?

Он схватил её за запястье, прижал к стене.