Последняя игра чернокнижника

Глава 11

Себе я не врала — мне было страшно до судорог. Но передвигала ноги и удивлялась: тому, что еще смогла не упасть, несмотря на нарастающую слабость. Вслух я ничего не отвечала, а крутила ту же самую попсовую песенку по кругу. От страха я забыла все слова, но упорно повторяла одни и те же глупые две строчки из припева. Если когда-нибудь попаду в свой мир, то первым делом возблагодарю отечественную эстраду, которую раньше умела только ругать. Эти разукрашенные перцы без слуха, голоса, музыки и смысла сами не знают, что делает их белая магия — оказывается, она способна передвигать ноги человеку, от ужаса погрузившегося сознанием в безнадежную пустоту. Удивительные люди с удивительными способностями, спасибо вам.
Больше всего меня удивил Нокс, с угрюмым видом слушающий сбивчивое объяснение Арлы. Он оказался здоровенным мужиком какой-то понятной и близкой рабоче-крестьянской наружности. В моем прошлом такие никогда не бывают злодеями, несмотря на габариты. Именно они кричат с раздолбанной лавки: «Катюх! На опохмел не займешь? У меня позавчера племянник родился!». А здесь он стал палачом, выполняющим для хозяина грязную работу.
— Не прилюдно? — уточнил он у бледной и дрожащей наложницы.
По поводу этого айх ничего не говорил, но Арла затараторила:
— Нет-нет, дорогой Нокс! И чтоб не до смерти! Господин очень явно упомянул, что денег за Кати заплатил и жаль ему тех денег. Много, много заплатил! Ты уж постарайся, милый… Может, я сразу лекаря позову… ну, чтобы на всякий случай, если рука дрогнет…
Не знаю, для какой цели она его ублажала. Но, может, действительно, всерьез переживала за меня, не в силах помочь чем-то еще. И ведь не соврала вчера — она не злобная стерва. Но своими глупостями начала раздражать даже мужика, он просто отодвинул ее в сторону, чтобы не мешала:
— У меня рука не дрогнет. Иди за мной, девица, раз не прилюдно, то и не будем лишний раз любителей показухой тешить.
Он увел меня за здания конюшен. От вида столба, почерневшего от старой крови, меня покинули и те спасительные две строчки песенки. На улице стемнело, но пятачок для казни был высветлен магическими огоньками. Я попросила, но голос подвел, и прозвучало едва слышным сипом:
— Можно, я платье стяну до пояса? У меня нет другой одежды.
— Стягивай, стягивай. Давай уже сюда, у меня еще куча дел.
Он поставил меня на четвереньки и туго стянул руки, обвив вокруг столба. Слезы по щекам потекли задолго до того, как он выбрал кнут и снова подошел ко мне. Так хотелось оттянуть экзекуцию хоть на секунду, потому я зачем-то спросила:
— Нравится тебе эта работа, Нокс?
Мужик почему-то замер и совсем не разозлился. Даже ответил после вздоха:
— А меня никогда и не спрашивали. Сказано бить — бью. Сказано загон чистить — чищу. Скажут глотку тебе перерезать — перережу и пойду чистить загон.
— Тогда почему обязали именно тебя?
— Потому что у меня рука никогда не дрожит, ты за это еще спасибо скажешь. Это ж не я придумал рабом родиться, и отец, и дед мой не выбирали. Богиня так решила. А я по ее решению делаю, что говорят, и вопросов не задаю.
— А твоя богиня потом ночами с бессонницей не приходит?
— Уже нет, — спокойно ответил он и встал за моей спиной, примеряясь.
Наверное, он мог быть хорошим человеком. Но не в этих условиях, не тогда, когда с детства приучен ни на что не реагировать. Равнодушие, уже впекшееся в его мозг намертво. Именно равнодушия мне часто не хватает, и именно его я остерегаюсь как проклятия. Но ведь оно и есть самый эффективный способ выживания.