Мать моя переспросила ещё раз:
– Так двести гривен точно хватит?
И пришлось рассказывать опять, что да, конечно. Что хотя авиакасса на ЖД вокзале продаёт предварительные билеты на авиарейсы из одной только Москвы, однако по моей просьбе полистали свои небесные расписания, и огласили цену билета на самолёт Киев – Ереван: «150 гривен».
– Может, долларов?– подотошничал я.
По ту сторону стекла перегородки, прорезанной арочным окошечком для торговых отношений, неодобрительно стерпели такую тугодумную настырность, и произнесли, раздельно: «гри-вен!». Для особо тормознутых зануд.
Прилив радостного облегчения – точно хватит! – распрямил мою просительную позу перед авиационным отсеком в ряду прочих застеклённых касс и, бормотнув умилённо-благодарное слово, я, уже опять широкоплечий, зашагал вдоль строя остальных арочных проёмчиков более земного назначения.
Какой-то из моих ликующих шагов неосторожно наступил и размазал червячка сомнения, что шевельнулся было (как оказалось, на свою же голову) в уголке моего сознания: но как, однако, это получилось? Выходит, билет на рейс Киев – Ереван почти вдвое дешевле, чем оттуда сюда?
Однако хорошей новости в зубы не смотрят и, переступая безответно расплющенный вопрос, я покинул здание железнодорожного вокзала станции Конотоп.
. . .
Добраться в Конотоп из Степанакерта оказалось продвинутой по сложности задачей.
12 тыс. драмов, уделённых мне от щедрот госуниверситета Республики Нагорный Карабах, чтоб как-то исхитрился протянуть всё лето и сентябрь – до первой получки нового учебного года, – совсем не деньги на такое странствие.
Впрочем, плачевность суммы перечёркивала вояж любой иной протяжённости. Безоговорочно.
А не поехать нельзя – истекал крайний срок – 10 лет, отпущенных мне для работы с книгой.
Задачу я успел исполнить, но следовало ещё вернуть том, полученный от Учителя, из рук в руки.
Не думаю, что десять лет тому мы договаривались и о способе возврата, однако особого доверия к постперестроечной почте я, почему-то, не испытывал.
Письма, тем не менее, доходят.
Весною принесли весточку от матери, что из-за рака с хирургическим вмешательством умер Владя…
Мой друг Владя, с которым сидели мы за одной партой, украшенной шедеврами резьбы – глубоко собственноручной: BEATLES, ROLLING STONES…
С кем, получив среднее образование, совместно поступили на завод, сообща стучали слесарными молотками в одном и том же ремонтном цеху, самозабвенно грохотали электрогитарами в группе ОРФЕИ, на танцплощадке заводского парка.
Его я тоже не видел десять лет, и больше уже…
Затем, в своём течении, переходили мысли на родителей, которые, далеко уже не первый год, пенсионеры…
И, среди всего прочего, старшей из моих внучек – по линии первого брака – осенью первый раз идти в первый класс, а у меня с ней ещё даже и фотографического знакомства не состоялось.
Хотя какой толк в непонятном фото неизвестного тебе ребенка? Перевернул – и лица не вспомнить…
Вот так всё вместе: книга, внуки, родители, друзья – живые и мертвые, 10 лет отсутствия, да и мало ли что ещё – сгрудилось в общую, довольно вескую причину для поездки, на вроде как прощальную встречу с Украиной.
На 12 тыс. драм? С женой и тремя детьми? О-о!
Сатэник понимала, что мне действительно надо поехать. Вынула из ушей сережки, приложила свой любимый перстенёк, и отнесла в ломбард.
