Стерильный запах больницы просачивался под кожу, вызывая едкое чувство неправильности происходящего. А еще дурные воспоминания.
Антон поморщился и переспросил:
– То есть теперь он не может говорить?
– Все немного сложнее, – вздохнул завотделением.
При встрече он представился, но Антон совершенно не запомнил его имени. Внутри него роились разные эмоции, он не очень хорошо соображал. Врач едва сдержал усталый зевок. Круги под глазами и чуть помятый халат кричали о том, что вызвали его прямиком с дивана в ординаторской.
– У вашего отца был обширный ишемический инсульт, – монотонно бубнил врач. – Мы провели обследование. У него нарушены когнитивные функции. Пострадало зрительное и слуховое восприятие. Но самая большая проблема – это речь. В результате инсульта мы имеем дело с тотальной афазией.
– Тотальная афазия? Это еще что?
– Это расстройство ранее сформированной речевой функции. У вашего отца поражена кора речевых центров головного мозга… – Врач прервался, не найдя в глазах Антона ни тени понимания. Вздохнув, он пояснил: – Проще говоря, Борис Александрович потерял способность передавать мысли с помощью слов. Тотальная афазия, к сожалению, самая тяжелая форма, он не понимает обращенную к нему речь и не может говорить сам.
– Хотите сказать, что он теперь… умственно отсталый? – растерянно пробормотал Антон.
Было заметно, что такая формулировка задела врача.
– Мы все еще проводим дополнительные обследования. Ваш отец уже может дышать самостоятельно, без поддержки аппаратов. Сейчас он лежит в палате ранней реабилитации. Примерно через неделю мы будем готовы перевести его в специализированный стационар. Он бесплатный, но оборудование там, честно говоря, не очень. Если позволяют средства, я советую вам частный медицинский центр «Локви». Он специализируется на таких сложных случаях, как у Бориса Александровича.
– И насколько это дорого? – Антон поморщился.
– Прилично. Однако их программа реабилитации – лучшая в городе.
Антон помолчал пару секунд, а затем выдохнул:
– Я хочу его увидеть.
Завотделением постарался скрыть облегчение. Антон чувствовал его неприязнь и знал, кого врач видит перед собой: молодого пижона в спортивной куртке, богатенького сынка мецената больницы. Не было ничего удивительного в том, что руководство заставило завотделением неврологии поговорить с ним, ведь в палате лежал не кто иной, как сам Борис Александрович Штольц, владелец одной из самых крупных в стране компаний по разработке медицинского оборудования.
– Конечно, – натянуто улыбнулся врач, – пойдемте, провожу вас.
Палаты ранней реабилитации находились на третьем этаже. Антон тащился позади, нацепив на лицо скучающее выражение, что, как он догадывался, еще сильнее разозлило завотделением.
– Хлыщ чертов, – пробормотал тот себе под нос.
Антон услышал оскорбление, но предпочел пропустить его мимо ушей. Он с трудом пытался обуздать расшалившиеся нервы, и ему было не до впечатления, которое он производил на окружающих.
Он не видел отца шесть лет. Антон не представлял, в каком тот состоянии. Гнев смешался с ноющим чувством утраты, хотя хоронить отца было рано. Антон невольно вспомнил их последнюю встречу. Вздувшиеся вены на лбу отца, его слова, бьющие прямо в цель, выворачивающие наизнанку. Громко хлопнувшая дверь дома, в котором он вырос и куда пообещал себе никогда не возвращаться.
