Последний рассказ Веслова

Часть I. Дорога к себе

Аркадий Веслов, некогда звезда отечественной фантастики, давно исписался. Это была не горькая правда, которую скрывают, а констатация факта, такая же очевидная и неприятная, как осенняя слякоть за окном такси. Его вселенные потускнели, герои говорили штампами, а новые идеи напоминали выжатый до дна лимон.

Сейчас он сидел в ультрасовременном кресле в стеклянном кабинете главного редактора «Галактики», самого крупного издательства, и чувствовал себя мальчишкой, сдающим на проверку свое первое сочинение. В руках он сжимал распечатку своего нового рассказа – «Пыль Андромеды». Название уже было штампом. Он это знал.

Главный редактор, Сергей Викторович, человек в идеально сидящем кардигане, дочитал последнюю страницу, аккуратно положил лист на стол и снял очки.

«Аркадий, знаете… – начал он, и Веслов почувствовал, как у него внутри что-то сжалось. Этот вежливый, предупредительный тон он узнавал сразу. – Мне в целом понравилось. Здесь есть дух, та самая классическая школа, которую так ценят читатели».

Аркадий молча кивнул, готовясь к удару, который последует после этого «но».

«Но, я считаю, еще не время, – Сергей Викторович развел руками, изображая легкое сожаление. – Рынок сейчас требует другого, более динамичного, более… молодежного. Ваш рассказ – он как дорогое выдержанное вино. Надо дождаться подходящего момента».

Аркадий снова кивнул. Он не злился на Сергея Викторовича. Тот делал свою работу и делал ее гуманно, не разбивая его в пух и прах, давая уйти, сохраняя лицо. «В целом понравилось», «еще не время» – это были ширмы, за которыми пряталась простая правда: писать он разучился.

– Я понимаю, Сергей Викторович. Спасибо, что нашли время», – тихо сказал Аркадий и поднялся. Рукопожатие редактора было твердым и безжалостно кратким.

Он ехал домой в электричке, глядя в запотевшее стекло. Отказ не был посылом. Посыл был бы хоть каким-то чувством. Его раздавила не чужая оценка, а собственное, выстраданное знание. Его миры поникли, как увядшие цветы. В них не осталось ни сока, ни жизни.

Его дом – уютный, но слегка запущенный коттедж на самой окраине города, уткнувшийся забором в гущу Ботанического сада – встретил его темнотой и тишиной. Он не стал включать свет в гостиной, бросил портфель с злополучной рукописью на диван и подошел к окну. В темноте сада шелестели зеленые июньские ветки.

Аркадий стоял и смотрел в эту непроглядную, живую тьму за стеклом. Тьму, которая была куда реальнее и загадочнее всех его выдуманных туманностей. И впервые за долгие годы ему захотелось не придумать новый мир, а просто шагнуть в этот. Исчезнуть в нем. Он зажег свет на кухне. Яркий холодный свет люстры болезненно ударил по глазам. Механически он подошел к шкафчику, достал почти пустую бутылку виски и налил в стакан полную порцию, не глядя. Первый глоток обжег горло, разливаясь по телу густым, бесполезным теплом. Он не ждал от алкоголя откровения – лишь притупления острой грани внутренней пустоты.

Он вышел на крыльцо. Ночной воздух укусил за щеки. Достав пачку смятых сигарет из кармана куртки, он с трудом выдернул одну, прикурил. Дым, едкий и знакомый, показался сегодня безвкусным, просто горьким дымом. Он затянулся, глядя на красную точку тлеющего табака, пытаясь поймать в этом простом ритуале хоть крупицу утешения, но не поймал ничего. Он докурил до фильтра, ощущая во рту лишь пепельную горечь.