Синеты

Bluets

Copyright (©) 2009 by Maggie Nelson

All rights reserved

Перевод: Анастасия Каркачёва

Редактор: Лайма Андерсон

Верстка: Владимир Вертинский

Дизайн обложки: Юля Попова

Главный редактор: Александра Шадрина

© Анастасия Каркачёва, перевод, 2020

© No Kidding Press, издание на русском языке, оформление, 2020

ПОСВЯЩАЕТСЯ

Лили Маццарелла,

первой и навсегда

принцессе синего королевства

А если б это было верно, не думаю, что вся философия стоила бы и часа муки.

ПАСКАЛЬ, «МЫСЛИ»

1. Допустим, для начала я бы сказала, что влюбилась в цвет. Допустим, это звучало бы как признание; допустим, я тут же изорвала бы салфетку на мелкие кусочки. Всё начиналось медленно. Как любование, как симпатия. Затем однажды всё стало серьезнее. Затем (глядя в пустую чайную чашку, тонкий коричневый осадок на дне которой сложился в подобие морского конька) каким-то образом всё стало касаться лично меня.

2. Так вот, я влюбилась в цвет, а именно – в синий; как будто бы на меня легло заклятие; заклятие, под которым я желала остаться и – как выясняется – от которого изо всех сил пыталась избавиться.

3. Хорошо, ну и что? Добровольное заблуждение, скажете вы. О том, что каждый синий предмет может быть чем-то вроде неопалимой купины, тайного пароля для единственного агента, крестика на карте, слишком пространной, чтобы ее можно было полностью развернуть, но содержащей всю известную часть Вселенной. Разве могут быть все клочки синих мусорных пакетов, застрявшие в колючих кустах, или тенты из ярко-синего полиэтилена, хлопающие на ветру над каждой лачугой, каждой рыбной лавкой, в сущности, отпечатками пальцев бога? Я попробую объяснить.

4. Я признаю, что, возможно, мне было одиноко. Я знаю, что одиночество может возбуждать приступы острой боли, которая, если сохраняет остроту в течение долгого времени, может имитировать или вызывать – нужное подчеркнуть – способность постигать божественное. (Это должно бы нас насторожить.)

5. Но сначала давайте представим обратный случай. В 1867 году после долгого периода одиночества французский поэт Стефан Малларме сообщает своему другу Анри Казалису: «Я провел ужаснейший год. Мысль моя обдумала себя и пришла к чистой Идее. Всё, что я из-за этого выстрадал во время долгой агонии, передать невозможно»[1]. Малларме описывает эту агонию как битву на «костлявом крыле» бога. «Время страшной борьбы со старым и уродливым пернатым – ныне, к счастью, поверженным, – Богом», – пишет он Казалису с усталой удовлетворенностью. Впоследствии Малларме стал заменять в стихотворениях le ciel[2] на l’Azur[3], чтобы очистить образ неба от религиозного подтекста. «К счастью, – подытоживает он, – я окончательно умер».

6. Полукруг ослепительно бирюзового океана – вот первичная сцена этой любви. Мою жизнь делает замечательной уже то, что такой синий цвет вообще существует, что я его видела. Видела что-то настолько прекрасное. Обнаруживала себя в самой его середине. Без выбора. Вчера я вернулась туда снова постоять на горе.

7. Но что это за любовь, в самом деле? Не обманывай себя, называя это чувство возвышенным. Признай, что стояла в музее перед горсткой рассыпчатого ультрамаринового пигмента в стеклянном стаканчике и ощущала жгучее желание. Сделать что? Освободить его? Приобрести его? Проглотить его? В природе редко встречается пища синего цвета – такую окраску обычно имеет то, что есть нельзя (плесень, ядовитые ягоды), – поэтому кулинарные специалисты рекомендуют избегать голубого света, синих стен и тарелок в местах приема пищи. Может, цвет и ослабляет чей-то аппетит (в самом буквальном смысле), но чей-то – только разжигает. Хочется протянуть руку и потревожить эту горстку пигмента, например, запачкать в нем пальцы, а потом запятнать весь мир. Хочется растворить его в воде и плавать в ней, хочется напудрить им соски, хочется окрасить им платье девы. Но даже и тогда не удастся добраться до само́й синевы. Не вполне.