Последняя мечта

Межзвёздный колониальный корабль относительно невелик. Совсем не таким представляли его писатели-фантасты. В нём нет сотен громоздких анабиозных капсул с покорителями космоса, погружёнными в вековой сон. Нет оранжерей с гидропоникой и ёмкостей с хлореллой. Нет систем жизнеобеспечения. Да и любые органические вещества на борту присутствуют лишь в незначительном количестве. Все эти излишества в отсутствие экипажа просто не нужны.

Лёгкая ажурная структура, плавно вращаясь, несётся в полной темноте; лишь отблеск света изредка мелькает в сплетениях труб систем охлаждения – весь космический буксир будто состоит из одних только этих труб. Издалека звездолёт выглядит полым цилиндром, стенки которого плавной гиперболой вдавлены внутрь, к оси вращения. Антрацитового цвета вкрапления на теле корабля, похожие на пуговицы, – самое главное, – полезная нагрузка.

Но это только видимая невооружённым глазом картина.

Многокилометровыми воронками, подобно узким песочным часам, устремившим края своих чаш в бесконечность, раскинулись в пространстве электромагнитные поля, генерируемые системами буксира.

За кормой почти семьдесят триллионов километров. Скорость сорок пять сотых от световой.

Впереди по курсу концентрическими разноцветными кругами мерцает излучение звёзд, позади – злые красные огоньки.

Тишина. Темнота. Запах моря. Плотный солевой раствор с температурой тридцать три градуса по Цельсию обволакивает тело человека.

Состояние полудрёмы на грани сна и бодрствования. Ощущение невесомости. Отрешённость от всего. Только мягкий шлем слегка давит на кожу гладко выбритой головы. Шлем жёстко соединён с бортом ванны, и только эта почти неощутимая точка опоры несколько ограничивает свободу перемещения внутри просторной депривационной капсулы.

Комната, в которой установлена капсула, надёжно экранирована; внешние помехи не должны мешать процессу записи. В ближайшие двенадцать часов ни одна живая душа не сможет связаться с Кузнецовым, ни один сигнал не проникнет внутрь камеры. Какое-то время человеческое сознание, напуганное непривычной информационной пустотой, тщетно мечется, пытаясь найти прежнюю связь с окружающим миром, но, наткнувшись во всех доступных направлениях на прочную матово-чёрную скорлупу, сворачивается в клубок и затихает.

Вспомогательная виртуальная сеть, управлять которой любой современник Паши Кузнецова с детства привык не задумываясь, переходит под внешний контроль.

Как он сюда попал? Молодой человек прекрасно помнил тот день, когда получил Письмо.

***

Запечатанный конвертик пиктограммы входящего сообщения появился в виртуальном поле дополненной реальности совсем не вовремя. Паша тут же смахнул его в сторону, чтобы не мешал, и продолжил оформление только что поступившего пациента.

В приёмном покое Химкинской областной больницы вызывающе чисто. Пол густого кофейного цвета, ослепительно белые стены. Начищенные поручни. От бликов на хромированной стали больно глазам. Когда ты всего лишь призрак – это скорее воспоминание о рефлексе, чем сам рефлекс, но от него никуда не деться.

Хоть больница и являлась практически автономным механизмом, ей всё же требовался квалифицированный персонал. Поэтому в здании сейчас находилось четырнадцать дежурных врачей. И из них лишь пятеро в своей физической ипостаси. Ещё девять присутствовали посредством виртуальных фантомов, формируемых глобальным информационным полем. График дежурств, физических и виртуальных составлялся в начале года и утверждался начальством. Согласно этому графику Паша весь август и сентябрь мог работать с помощью удалённого доступа. Его физическое тело в данный момент сидело в позе лотоса на коврике, в палатке, на берегу алтайской речки. А сознание, спроецированное глобальной сетью по месту работы, закончив дела на первом этаже, перенеслось этажом выше, в ординаторскую.