Дом, где молчит луна

Я помню море. Его дыхание било в камни, будто кто-то за стеной просил пощады. Тогда я ещё верил, что тьма существует вне нас – в штормах, в тенях, в забытых домах. Но теперь знаю: она живёт внутри. Она ждёт лишь отражения, чтобы вернуться.

Меня звали по-разному – странник, следопыт, судья. Но истинное имя моё утонуло вместе с женщиной, которую я не смог спасти. С тех пор зеркала стали моими врагами. Я избегал их взгляда, как взгляда предателя, и всё же однажды одно из них позвало меня обратно.

Сказало её имя.

Говорят, дом, куда я иду, стоит на краю скалы, где ветер не умолкает и свечи гаснут без причины. Там не слышно лая собак, не поют птицы, и луна – лишь бледная рана на небе. В том особняке отражения не возвращают взгляд. В нём ждёт моя вина, мой страх и, возможно, последнее оправдание. Если вы читаете эти строки – значит, дверь уже открыта. И за ней не ночь, а память. В ней луна молчит, потому что знает: свет – всего лишь способ увидеть тьму.

Я долго шёл к этому дому.

Дорога была узкой, как порез, и ветер бил в лицо ледяными пальцами, будто напоминая, что путь назад будет закрыт. К утру море посерело, его дыхание стало тяжелее, словно оно тоже знало, куда я направляюсь. Каждая волна ударяла в утёс с глухим звуком, похожим на биение сердца под землёй.

Я чувствовал, как земля дышит вместе со мной, как будто всё живое вокруг следит – не из любопытства, а из ожидания. Трава вдоль дороги была серебряной от инея, и казалось, что она шепчет, перекликаясь с ветром: «Он идёт».

Город остался далеко позади, со своими лампами, голосами, запахом мокрых камней и дешёвого табака. Здесь, на границе земли и моря, не было ничего человеческого. Только камни, воздух и чьё-то присутствие, которое нельзя назвать ни живым, ни мёртвым. Мои шаги отзывались гулом, будто я шёл по внутренностям спящего зверя. Вдали показался силуэт дома – темный, неровный, будто нарисованный рукой дрожащего художника. Его окна горели тускло, как глаза, видящие сквозь время.

Я знал, что внутри будет холодно. Знал, что запах старого воска и прелых роз встретит меня, как старый друг, уставший ждать. Но всё равно шагнул. Половицы прогнулись под ногами, и мне показалось, что особняк дышит – неравномерно, как больной, что цепляется за жизнь. В зеркале у входа я увидел не себя. Или не того, кем привык себя считать. Лицо было тем же, но взгляд – чужим. Отражение двигалось чуть медленнее, как будто вспоминало, как быть мной.

Я не помнил, как оказался у камина. Тени вокруг играли, будто смеялись. На стенах висели портреты – женщины с длинной шеей и тёмными глазами, мужчины с выражением усталой гордости. У каждого из них были руки, вытянутые к зрителю, словно они просили не помощи – прощения.

И только одно лицо среди всех было живым: Элоиза. Я не знал, откуда знаю её имя, но оно звучало во мне, как забытая молитва.

Где-то в глубине дома скрипнула дверь.

Я повернулся – там никого не было. Только запах лаванды и старой бумаги, только тихое дыхание сквозняка. Я шёл на звук, и каждый шаг отзывался эхом, как стук молота по гробовой крышке. Лестница вела вниз, в подвал, где стены были влажными, и казалось, что по ним стекает не вода, а время. Я не видел своего отражения в тёмном стекле, но чувствовал, что оно идёт рядом, повторяя шаги чуть в стороне.